В отдалённой охотничьей таёжной избушке два небритых, подвыпивших мужика третий день подряд отмечали, только что наступившие, новогодние праздники.
Добавить в моё избранное
28 мин, 22 сек 14881
— обиженно отреагировал Герасим на оскорбительное сравнение, нервно вынимая из той же пачки точно такую же сигарету.
— Ты зря начинаешь злиться! – начал успокаивать собеседника Степан, выпустив изо рта густое облако дыма. — Я ведь не спорю с тобой о том, что собаки ловят преступников, охраняют дом, ищут наркотики и работают сапёрами. Я просто хочу выступить защитником этих грациозных мяукающих животных и доказать тебе, что они не только лежат весь день на печи и вылизывают себе яйца, а тоже приносят людям пользу. Например, ловят мышей!
— П-ф-ф! Тоже, мне, ПРИМЕР! – фыркнув, заулыбался Герасим. – Великая польза ловить мышей! Мыши наводят страх только на слонов! Может для них кошка и является единственным спасением, а человек может обойтись и мышеловкой.
— А ты слышал о том, что во время блокады Ленинграда (в годы второй мировой войны), когда люди от голода съели в городе всех кошек и собак, окружённая фашистскими немецкими захватчиками северная столица была «оккупирована» крысами? И что, как только блокада была прорвана, первым делом в январе 1943 года в освобождённый город привезли из Ярославля четыре вагона дымчатых кошек для борьбы с полчищами грызунов? В итоге, крысы «капитулировали» и сгинули вслед за фашистами. А в современном Петербурге, в честь героических кошек, защитивших (от разграбления крысами) ввезённое в город продовольствие, установили на Малой Садовой улице памятники коту Елисею и кошке Василисе. Ты чувствуешь масштаб? Бесполезные (как ты говоришь) кошки, спасли огромный город от голодной смерти! – с умным видом учителя истории привёл неопровержимые доказательства кошачьей полезности Степан, блеснув своей эрудицией.
— Так это, что получается? Южной Корее, официально поедающей собак под видом национальной кухни, тоже грозит оккупация и неминуемое разграбление со стороны соседних государств? Ведь, съев всех четвероногих «друзей», они рискуют оставить свои границы и дома без охраны? – «переконвертировал» ленинградский пример с кошками на корейский пример с собаками Герасим, пытаясь доказать оппоненту, что значимость собак в мире, всё же, выше, нежели значение кошек.
— Ну, раз они едят собак, значит, их границам ничего не угрожает! – сделал вполне логичный вывод Степан, небрежно и равнодушно туша окурок о консервную банку.
— Ага, скажешь тоже: «НИЧЕГО НЕ УГРОЖАЕТ»! — ехидно ухмыльнулся Герасим. — А Северная Корея? Они ведь друг с другом враждуют из-за чего-то?
— А, может, они из-за этого и враждуют, что одни едят собак, а другие кошек?! – выдвинул смелую версию причины меж корейского конфликта Степан и, довольный своей смекалкой, щёлкнул пальцами.
— Не знаю, чью шкуру они там не поделили, но я бы собаку жрать точно не стал! Будь я хоть южным корейцем, хоть «заблокированным» ленинградцем, — категорично заявил Герасим, поровну разливая водку в сдвинутые стаканы.
— Даже, если бы умирал с голоду? – хитро прищурив глаза, спросил Степан, беря в руку свой стакан с, только что, налитой в него водкой.
— Да! – не раздумывая, ответил Герасим и, резко, не чокаясь, запрокинул голову вверх, плотно прижимая ко рту стеклянную гранёную «тару» с прозрачной жидкостью.
— А ты помнишь Антонину Ивановну, с соседней улицы? – «подошёл» к разговору, с другой стороны села, Степан, тыкая пальцем в край стола, словно в карту той местности, где, по его расчётам, должен был располагаться её дом.
— Дряхлую старушку-дачницу из Питера, которая приезжала каждое лето в село и жила здесь до поздней осени, а на зиму переезжала в этот промозглый и холодный город в благоустроенную квартирку? – зачем-то уточнил Герасим, прекрасно понимая, о ком идёт речь.
— Да-да, ту самую блокадницу, которая, во время войны, будучи юной девушкой, не смогла выехать из окружённого фрицами города, в наше село, и была вынуждена зимовать в Ленинграде два года, — подтвердил Степан и, выпив содержимое стакана, заел его небольшим кусочком жареного мяса. — Так вот она, хочу тебе заметить, съела за время блокады не одну собаку, а целых две! А когда забеременела, то через девять месяцев съела и своего ребёнка! Причём, эти страшные факты биографии никак не повлияли на её положение в обществе. После войны она не стала злой, как собака, а была добрым, отзывчивым, уважаемым человеком и заботливой матерью для двух последующих детей.
— Как это, съела своего ребёнка? – вытаращив от удивления глаза, поинтересовался Герасим, начиная стремительно трезветь от услышанного.
— А, вот, так! – заинтригованно произнёс Степан и, оглядевшись по сторонам, заговорщицки зашептал, склонившись над столом. – Лет десять назад, я починил ей забор, а денег с неё не взял. Совестливая старушка не смогла меня отпустить без «награды» и уговорила меня с ней пообедать. А когда мы пропустили с ней по рюмочке, из неё и потекли слёзы да признания. Оказывается, до гражданского мужа, у неё был возлюбленный.
— Ты зря начинаешь злиться! – начал успокаивать собеседника Степан, выпустив изо рта густое облако дыма. — Я ведь не спорю с тобой о том, что собаки ловят преступников, охраняют дом, ищут наркотики и работают сапёрами. Я просто хочу выступить защитником этих грациозных мяукающих животных и доказать тебе, что они не только лежат весь день на печи и вылизывают себе яйца, а тоже приносят людям пользу. Например, ловят мышей!
— П-ф-ф! Тоже, мне, ПРИМЕР! – фыркнув, заулыбался Герасим. – Великая польза ловить мышей! Мыши наводят страх только на слонов! Может для них кошка и является единственным спасением, а человек может обойтись и мышеловкой.
— А ты слышал о том, что во время блокады Ленинграда (в годы второй мировой войны), когда люди от голода съели в городе всех кошек и собак, окружённая фашистскими немецкими захватчиками северная столица была «оккупирована» крысами? И что, как только блокада была прорвана, первым делом в январе 1943 года в освобождённый город привезли из Ярославля четыре вагона дымчатых кошек для борьбы с полчищами грызунов? В итоге, крысы «капитулировали» и сгинули вслед за фашистами. А в современном Петербурге, в честь героических кошек, защитивших (от разграбления крысами) ввезённое в город продовольствие, установили на Малой Садовой улице памятники коту Елисею и кошке Василисе. Ты чувствуешь масштаб? Бесполезные (как ты говоришь) кошки, спасли огромный город от голодной смерти! – с умным видом учителя истории привёл неопровержимые доказательства кошачьей полезности Степан, блеснув своей эрудицией.
— Так это, что получается? Южной Корее, официально поедающей собак под видом национальной кухни, тоже грозит оккупация и неминуемое разграбление со стороны соседних государств? Ведь, съев всех четвероногих «друзей», они рискуют оставить свои границы и дома без охраны? – «переконвертировал» ленинградский пример с кошками на корейский пример с собаками Герасим, пытаясь доказать оппоненту, что значимость собак в мире, всё же, выше, нежели значение кошек.
— Ну, раз они едят собак, значит, их границам ничего не угрожает! – сделал вполне логичный вывод Степан, небрежно и равнодушно туша окурок о консервную банку.
— Ага, скажешь тоже: «НИЧЕГО НЕ УГРОЖАЕТ»! — ехидно ухмыльнулся Герасим. — А Северная Корея? Они ведь друг с другом враждуют из-за чего-то?
— А, может, они из-за этого и враждуют, что одни едят собак, а другие кошек?! – выдвинул смелую версию причины меж корейского конфликта Степан и, довольный своей смекалкой, щёлкнул пальцами.
— Не знаю, чью шкуру они там не поделили, но я бы собаку жрать точно не стал! Будь я хоть южным корейцем, хоть «заблокированным» ленинградцем, — категорично заявил Герасим, поровну разливая водку в сдвинутые стаканы.
— Даже, если бы умирал с голоду? – хитро прищурив глаза, спросил Степан, беря в руку свой стакан с, только что, налитой в него водкой.
— Да! – не раздумывая, ответил Герасим и, резко, не чокаясь, запрокинул голову вверх, плотно прижимая ко рту стеклянную гранёную «тару» с прозрачной жидкостью.
— А ты помнишь Антонину Ивановну, с соседней улицы? – «подошёл» к разговору, с другой стороны села, Степан, тыкая пальцем в край стола, словно в карту той местности, где, по его расчётам, должен был располагаться её дом.
— Дряхлую старушку-дачницу из Питера, которая приезжала каждое лето в село и жила здесь до поздней осени, а на зиму переезжала в этот промозглый и холодный город в благоустроенную квартирку? – зачем-то уточнил Герасим, прекрасно понимая, о ком идёт речь.
— Да-да, ту самую блокадницу, которая, во время войны, будучи юной девушкой, не смогла выехать из окружённого фрицами города, в наше село, и была вынуждена зимовать в Ленинграде два года, — подтвердил Степан и, выпив содержимое стакана, заел его небольшим кусочком жареного мяса. — Так вот она, хочу тебе заметить, съела за время блокады не одну собаку, а целых две! А когда забеременела, то через девять месяцев съела и своего ребёнка! Причём, эти страшные факты биографии никак не повлияли на её положение в обществе. После войны она не стала злой, как собака, а была добрым, отзывчивым, уважаемым человеком и заботливой матерью для двух последующих детей.
— Как это, съела своего ребёнка? – вытаращив от удивления глаза, поинтересовался Герасим, начиная стремительно трезветь от услышанного.
— А, вот, так! – заинтригованно произнёс Степан и, оглядевшись по сторонам, заговорщицки зашептал, склонившись над столом. – Лет десять назад, я починил ей забор, а денег с неё не взял. Совестливая старушка не смогла меня отпустить без «награды» и уговорила меня с ней пообедать. А когда мы пропустили с ней по рюмочке, из неё и потекли слёзы да признания. Оказывается, до гражданского мужа, у неё был возлюбленный.
