Море ласкало его ноги. Обычные ноги человека, которыми пройдены сотни тысяч километров. Эти ноги были ногами мальчишки, бегающего по тропам селенья, они были ногами юноши, который нес в руках самодельную бомбу.
Добавить в моё избранное
8 мин, 0 сек 106
«Берегись Иосиф, — предупреждал Нагаев, который заправил бомбу, — упадешь, лишишься, в первую очередь своих яиц».
Бывшие семинарист поднимал глаза к небу, мол, это дело Бога.
И это вызвало бешеный смех Нагаева:
— Совсем с ума сошел, дурень! Ему, Богу, только и дел твои яйца стеречь! Страшила!
Нагаев был убит ножом недалеко от дома. Исполнитель заказа чеченец Алмаз только вытер о ветошь кровь бывшего коммунистического террориста… Но это случится 24 года спустя. Как говорится, а за страшилу, ответишь!
А еще ноги ласкали волны моря, которое было советским. Там, в далекой дымке был берег турецкий. Туркам было не до русских. То курды, то англичане, то персы… Все помнили, как резали армян. Ох, и бойня была знатная — острый клинок резал все, что кричало.
Но, отсюда ничего не было видно, всего-то две-три мили просматривались. А дальше стояли корабли. Они охраняли его покой. Покой Самого.
Было только знание, что там — берег чужой.
Он лежал на берегу, отдав ноги воле волн. Не хотелось вставать. Не хотелось думать об этом государстве, которое свалилось, как снег на голову…
Снег был в Гори каждую зиму. Было холодно и думалось о том, что такого не должно быть. Но холод был. Его ноги мерзли, обутые в сшитые Казбеком чеботы, продувало со всех сторон, и благодатный край превращался в нечто каторги.
— Ося, — говорила мать, — не зазнавайся перед ребятами, тебя же побьют…
— А я их бомбой…
— Господи, где же ты про бомбу слышал?
— Слышал, матушка, она силу имеет!
— Силу имеет слово…
— Да?
— Позови Нестора, он тебе расскажет про борьбу ангелов и дьявола…
— Я слышал, но не понял, почему у него ангелы такие дурни! Они верят всему, что говорят дьяволы и ловятся на его уловки.
— Ося, мне страшно за тебя…
— Тебе не будет страшно, когда я приеду, когда стану большим, приеду, мама… Тебя будут бояться…
— Господи Иисусе, о чем ты сынок, говоришь?
Волны лизали ноги, как тысячи псов, превращенных в воду. Будь сейчас столько же людей, как капель в море, и те бы стали лизать его ноги, которые держат знамя коммунизма.
«Я так и не пришел к тебе мама, — думал Иосиф, — ты стала безумной, считая, что я вошел в сговор с дьяволом. Но ведь это не так. Ни крови. Ни серы. И зачем вождю мать-дура?»
Он подумал еще о том, что не пришел ко многим своим друзьям в последние их минуты. Они ждали его, чтобы сказать нечто, что должно было, по их мнению, изменить Иосифа. Он хороший, но должен стать лучше…
Им было ясно, что он умудрился взять все на себя, невысокого крепыша с зачесанными назад волосами, аккуратными усами и пеньковой трубкой, наподобие которой он видел у князя Алимова в Аджарии.
Ульянов, который был Лениным, тоже ждал его. Но что в его пламенеющем от гнева взгляде могло изменить? Крупская, обманутая жена и посредственная руководитель? Она боролась за власть умирающего мужа. Это были самые страшные дни Ленина, деятельного, необычайно живучего, не терпящего отдыха, так и признания в бессилии… Сколько дней такого состояния превратили его жизнь в ад? Ах, красивая сказка о Джеке Лондоне, под которую он умер! Он умер под взглядом жены, жалостливым и пустым от страха за свое будущее. Она была начитанной, и многое знала о сынах Французской революции. Те сорвали не тот куш, и не говорили, куда деть не приобретенное богатство. А приобретать — это дело расчетливых людей.
Волны щекотали его ноги. Так делали бабы, которых Берия использовал на полную, как начали недавно говорить связисты, катушку, потом превращал в рабынь. Он и ему, вождю, предлагал своих девственниц-блудниц:
— Коба, у тебя же нормальный стояк! Ты просыпаешься, а он тверд. И нет женушки идейной рядом…
— Я расстреляю тебя лично, мой друг! — тихо говорил Сталин.
Он вызывал охрану и приказывал ставить Берию к стенке.
— Попугайте этого дурочка, — говорил он.
Раздавались выстрелы, Берия падал на колени, вращая близорукими глазами.
— Ну, что, понимаешь, как бывает твоим жертвам?
— Да, понимаю, Иосиф…
— Иосиф?
— Да, это же твое имя.
— А как меня звала мама?
— Ося…
— Иди дурак, ко мне!
Они обнимались и пели горские песни, надрывные и красивые из уст любого грузина.
Офицеров, которые «стреляли» в Берию, отправляли в дальние гарнизоны.
Ногам стало холодно. Раз, и все! Стало невмоготу от морской волны.
Сталин поднялся и сел, подобрав под себя ноги. Вдали было море. Но оно видело его и вытягивало из себя плоские водяные руки, чтобы все-таки дотянуться до Самого.
Сбоку стоял военный корабль. Сталин подумал, что такой ритуал будет еще много лет. Очень много лет! Это граница огромной страны, и он, глава государства здесь, на границе.
Бывшие семинарист поднимал глаза к небу, мол, это дело Бога.
И это вызвало бешеный смех Нагаева:
— Совсем с ума сошел, дурень! Ему, Богу, только и дел твои яйца стеречь! Страшила!
Нагаев был убит ножом недалеко от дома. Исполнитель заказа чеченец Алмаз только вытер о ветошь кровь бывшего коммунистического террориста… Но это случится 24 года спустя. Как говорится, а за страшилу, ответишь!
А еще ноги ласкали волны моря, которое было советским. Там, в далекой дымке был берег турецкий. Туркам было не до русских. То курды, то англичане, то персы… Все помнили, как резали армян. Ох, и бойня была знатная — острый клинок резал все, что кричало.
Но, отсюда ничего не было видно, всего-то две-три мили просматривались. А дальше стояли корабли. Они охраняли его покой. Покой Самого.
Было только знание, что там — берег чужой.
Он лежал на берегу, отдав ноги воле волн. Не хотелось вставать. Не хотелось думать об этом государстве, которое свалилось, как снег на голову…
Снег был в Гори каждую зиму. Было холодно и думалось о том, что такого не должно быть. Но холод был. Его ноги мерзли, обутые в сшитые Казбеком чеботы, продувало со всех сторон, и благодатный край превращался в нечто каторги.
— Ося, — говорила мать, — не зазнавайся перед ребятами, тебя же побьют…
— А я их бомбой…
— Господи, где же ты про бомбу слышал?
— Слышал, матушка, она силу имеет!
— Силу имеет слово…
— Да?
— Позови Нестора, он тебе расскажет про борьбу ангелов и дьявола…
— Я слышал, но не понял, почему у него ангелы такие дурни! Они верят всему, что говорят дьяволы и ловятся на его уловки.
— Ося, мне страшно за тебя…
— Тебе не будет страшно, когда я приеду, когда стану большим, приеду, мама… Тебя будут бояться…
— Господи Иисусе, о чем ты сынок, говоришь?
Волны лизали ноги, как тысячи псов, превращенных в воду. Будь сейчас столько же людей, как капель в море, и те бы стали лизать его ноги, которые держат знамя коммунизма.
«Я так и не пришел к тебе мама, — думал Иосиф, — ты стала безумной, считая, что я вошел в сговор с дьяволом. Но ведь это не так. Ни крови. Ни серы. И зачем вождю мать-дура?»
Он подумал еще о том, что не пришел ко многим своим друзьям в последние их минуты. Они ждали его, чтобы сказать нечто, что должно было, по их мнению, изменить Иосифа. Он хороший, но должен стать лучше…
Им было ясно, что он умудрился взять все на себя, невысокого крепыша с зачесанными назад волосами, аккуратными усами и пеньковой трубкой, наподобие которой он видел у князя Алимова в Аджарии.
Ульянов, который был Лениным, тоже ждал его. Но что в его пламенеющем от гнева взгляде могло изменить? Крупская, обманутая жена и посредственная руководитель? Она боролась за власть умирающего мужа. Это были самые страшные дни Ленина, деятельного, необычайно живучего, не терпящего отдыха, так и признания в бессилии… Сколько дней такого состояния превратили его жизнь в ад? Ах, красивая сказка о Джеке Лондоне, под которую он умер! Он умер под взглядом жены, жалостливым и пустым от страха за свое будущее. Она была начитанной, и многое знала о сынах Французской революции. Те сорвали не тот куш, и не говорили, куда деть не приобретенное богатство. А приобретать — это дело расчетливых людей.
Волны щекотали его ноги. Так делали бабы, которых Берия использовал на полную, как начали недавно говорить связисты, катушку, потом превращал в рабынь. Он и ему, вождю, предлагал своих девственниц-блудниц:
— Коба, у тебя же нормальный стояк! Ты просыпаешься, а он тверд. И нет женушки идейной рядом…
— Я расстреляю тебя лично, мой друг! — тихо говорил Сталин.
Он вызывал охрану и приказывал ставить Берию к стенке.
— Попугайте этого дурочка, — говорил он.
Раздавались выстрелы, Берия падал на колени, вращая близорукими глазами.
— Ну, что, понимаешь, как бывает твоим жертвам?
— Да, понимаю, Иосиф…
— Иосиф?
— Да, это же твое имя.
— А как меня звала мама?
— Ося…
— Иди дурак, ко мне!
Они обнимались и пели горские песни, надрывные и красивые из уст любого грузина.
Офицеров, которые «стреляли» в Берию, отправляли в дальние гарнизоны.
Ногам стало холодно. Раз, и все! Стало невмоготу от морской волны.
Сталин поднялся и сел, подобрав под себя ноги. Вдали было море. Но оно видело его и вытягивало из себя плоские водяные руки, чтобы все-таки дотянуться до Самого.
Сбоку стоял военный корабль. Сталин подумал, что такой ритуал будет еще много лет. Очень много лет! Это граница огромной страны, и он, глава государства здесь, на границе.
