Фандом: Гарри Поттер, Доктор Хаус. Чертова нога. Чертова Кадди. Чертова больница. И чертов день святого Валентина!
Добавить в моё избранное
22 мин, 54 сек 173
Кто вообще придумал все эти украшения, сердечки, подарки и свидания? Хотя что за вопрос. Понятное дело, что их придумали женщины. Для женщин же, кстати. А для мужчин (мужчины, заметьте) придумали виски и деньги. Чтобы напиваться после того, как потратили все на баб.
Раньше этот день доставлял хоть какое-то удовольствие — снимешь шлюху с каким-нибудь необычным умением и хорошо проведешь ночь. В прошлом году Сьюзи устроила мне прекрасное файер-шоу, а потом и просто шоу… Да уж, вряд ли Кадди согласится на подобную авантюру. Впрочем, особое обладание талантами раньше у нее не наблюдалось. Разве что она отлично портит всем вокруг настроение.
Но мы же вроде как вместе. Значит, она будет от меня чего-то ожидать. И почему только она считает, что я вечно что-то ей должен?
— Эй, Кадди, — толкаю тростью дверь в ее кабинет. А что? Рука-то занята. — Я тут подумал, может, ты станцуешь завтра для меня стриптиз на столе? Можно прямо на этом.
Упс. Кадди не одна — с ней какой-то мужик. Кажется, председатель чего-то там. Ох, да кого это волнует? Завтра же всеми обожаемый день святого Валентина. Стою посреди комнаты, оперевшись на чертову трость, и с нетерпеливым любопытством наблюдаю за лицом Кадди. Да уж, оно того явно стоило.
Кадди умеет скрывать эмоции — их можно заметить лишь в первую долю секунды. Я замечаю — и ее ярость вперемешку с недоумением мне очень льстит.
— Прошу прощения, — извиняется Кадди перед этим боровом и, схватив меня за руку, вытаскивает в коридор. — Какого черта ты себе позволяешь, Хаус? — о, вот теперь она проявляет куда более значительную долю эмоций. Вновь берет себя в руки и трет виски. — На завтра у нас билеты в театр. Мы идем с Уилсоном и его спутницей. А теперь иди работать, пока я буду объяснять нашему главному спонсору, почему душевнобольные пациенты у нас не привязаны ремнями к кроватям.
Возвращается в кабинет, даже не хлопнув дверью. В какие-то моменты я даже восхищаюсь ее выдержкой. Но не сегодня. Как она вообще могла променять мой вечер, полный приключений, на скучные посиделки с Уилсоном? Я на секс рассчитывал, а не на разговоры о заумных книженциях.
Дела нет, а мои ручные хомяки — любя их так называю про себя, когда настроение очень уж хорошее, — какие-то чересчур кислые. Настолько, что даже почти не огрызаются, когда я начинаю их донимать. Уже через полчаса надоедает, и мне приходит в голову гениальная мысль — почему бы не поведать Уилсону, что он опять портит всю малину.
Стучу тростью по двери и, не дожидаясь ответа, распахиваю ее, с порога заявляя:
— Уилсон! Я-то на секс рассчитывал завтра, а ты со своим театром… — замолкаю, когда вижу в кабинете Кадди и борова.
По взгляду Кадди понимаю, что дело плохо, и поспешно сматываюсь. Да уж, теперь на секс можно еще долго не рассчитывать. Подходя к своему кабинету, вижу там какую-то знакомую фигуру. Ну надо же, еще и бывшая жена вспомнила о моем существовании. Нет, спасибо, сегодня я обойдусь без таких вот прелестных сюрпризов.
А вот сейчас мне срочно нужно куда-нибудь свалить. И пара таблеток викодина — нога разболелась.
Уже пробираясь по парковке к Доджу, глотаю три таблетки. Да-да, обычно пью две, но нога болит безумно, а я хочу прокатиться за город.
Откидываюсь на сидении, выключаю телефон — Кадди наверняка будет названивать, чтобы высказать все, что думает обо мне. Пусть сделает это в другой раз. Или нажалуется на меня Стейси — женщины это любят.
Включаю The Hanson Brothers, завожу машину и ловко выезжаю с парковки. Минут через пятнадцать уже несусь по автостраде. Трехполосное движение всегда спасало меня от скучного плетения вместо езды.
Боль из ноги постепенно уходит, и я расслабляюсь. Расслабляюсь настолько, что слишком поздно замечаю кружение головы и расплывшуюся картинку перед глазами. Пытаюсь сбавить скорость и остановиться, потому что совершенно не улавливаю, что происходит на дороге, но мне это не удается — в тот момент, когда нажимаю на педаль, чувствую толчок. Ремень впивается в плечо и грудь, нос пронзает болью после столкновения с подушкой безопасности. Мир вокруг меркнет.
Открываю глаза и не могу понять, где нахожусь. Темно — даже света фонарей с улицы нет. И какой-то странный запах… сушеных трав, что ли. Прислушиваюсь к ощущениям в теле — все должно болеть. Я ведь на огромной скорости влетел в какую-то машину. Интересно, в ней никто не погиб?
Странным образом тело не болит — то есть вообще ничего не болит. Даже нога. По привычке тянусь к ней рукой, чтобы потереть, и осознаю сразу две вещи — во-первых, я почему-то в трусах, хотя всегда сплю в пижамных штанах; во-вторых, постель какая-то неправильная — слишком грубая, что ли.
По всей логике я сейчас должен лежать в больнице, рядом должна рыдать в кресле Кадди, а за стеклянной перегородкой — нервно бегать Уилсон. Но самое главное — вокруг должен быть свет.
Раньше этот день доставлял хоть какое-то удовольствие — снимешь шлюху с каким-нибудь необычным умением и хорошо проведешь ночь. В прошлом году Сьюзи устроила мне прекрасное файер-шоу, а потом и просто шоу… Да уж, вряд ли Кадди согласится на подобную авантюру. Впрочем, особое обладание талантами раньше у нее не наблюдалось. Разве что она отлично портит всем вокруг настроение.
Но мы же вроде как вместе. Значит, она будет от меня чего-то ожидать. И почему только она считает, что я вечно что-то ей должен?
— Эй, Кадди, — толкаю тростью дверь в ее кабинет. А что? Рука-то занята. — Я тут подумал, может, ты станцуешь завтра для меня стриптиз на столе? Можно прямо на этом.
Упс. Кадди не одна — с ней какой-то мужик. Кажется, председатель чего-то там. Ох, да кого это волнует? Завтра же всеми обожаемый день святого Валентина. Стою посреди комнаты, оперевшись на чертову трость, и с нетерпеливым любопытством наблюдаю за лицом Кадди. Да уж, оно того явно стоило.
Кадди умеет скрывать эмоции — их можно заметить лишь в первую долю секунды. Я замечаю — и ее ярость вперемешку с недоумением мне очень льстит.
— Прошу прощения, — извиняется Кадди перед этим боровом и, схватив меня за руку, вытаскивает в коридор. — Какого черта ты себе позволяешь, Хаус? — о, вот теперь она проявляет куда более значительную долю эмоций. Вновь берет себя в руки и трет виски. — На завтра у нас билеты в театр. Мы идем с Уилсоном и его спутницей. А теперь иди работать, пока я буду объяснять нашему главному спонсору, почему душевнобольные пациенты у нас не привязаны ремнями к кроватям.
Возвращается в кабинет, даже не хлопнув дверью. В какие-то моменты я даже восхищаюсь ее выдержкой. Но не сегодня. Как она вообще могла променять мой вечер, полный приключений, на скучные посиделки с Уилсоном? Я на секс рассчитывал, а не на разговоры о заумных книженциях.
Дела нет, а мои ручные хомяки — любя их так называю про себя, когда настроение очень уж хорошее, — какие-то чересчур кислые. Настолько, что даже почти не огрызаются, когда я начинаю их донимать. Уже через полчаса надоедает, и мне приходит в голову гениальная мысль — почему бы не поведать Уилсону, что он опять портит всю малину.
Стучу тростью по двери и, не дожидаясь ответа, распахиваю ее, с порога заявляя:
— Уилсон! Я-то на секс рассчитывал завтра, а ты со своим театром… — замолкаю, когда вижу в кабинете Кадди и борова.
По взгляду Кадди понимаю, что дело плохо, и поспешно сматываюсь. Да уж, теперь на секс можно еще долго не рассчитывать. Подходя к своему кабинету, вижу там какую-то знакомую фигуру. Ну надо же, еще и бывшая жена вспомнила о моем существовании. Нет, спасибо, сегодня я обойдусь без таких вот прелестных сюрпризов.
А вот сейчас мне срочно нужно куда-нибудь свалить. И пара таблеток викодина — нога разболелась.
Уже пробираясь по парковке к Доджу, глотаю три таблетки. Да-да, обычно пью две, но нога болит безумно, а я хочу прокатиться за город.
Откидываюсь на сидении, выключаю телефон — Кадди наверняка будет названивать, чтобы высказать все, что думает обо мне. Пусть сделает это в другой раз. Или нажалуется на меня Стейси — женщины это любят.
Включаю The Hanson Brothers, завожу машину и ловко выезжаю с парковки. Минут через пятнадцать уже несусь по автостраде. Трехполосное движение всегда спасало меня от скучного плетения вместо езды.
Боль из ноги постепенно уходит, и я расслабляюсь. Расслабляюсь настолько, что слишком поздно замечаю кружение головы и расплывшуюся картинку перед глазами. Пытаюсь сбавить скорость и остановиться, потому что совершенно не улавливаю, что происходит на дороге, но мне это не удается — в тот момент, когда нажимаю на педаль, чувствую толчок. Ремень впивается в плечо и грудь, нос пронзает болью после столкновения с подушкой безопасности. Мир вокруг меркнет.
Открываю глаза и не могу понять, где нахожусь. Темно — даже света фонарей с улицы нет. И какой-то странный запах… сушеных трав, что ли. Прислушиваюсь к ощущениям в теле — все должно болеть. Я ведь на огромной скорости влетел в какую-то машину. Интересно, в ней никто не погиб?
Странным образом тело не болит — то есть вообще ничего не болит. Даже нога. По привычке тянусь к ней рукой, чтобы потереть, и осознаю сразу две вещи — во-первых, я почему-то в трусах, хотя всегда сплю в пижамных штанах; во-вторых, постель какая-то неправильная — слишком грубая, что ли.
По всей логике я сейчас должен лежать в больнице, рядом должна рыдать в кресле Кадди, а за стеклянной перегородкой — нервно бегать Уилсон. Но самое главное — вокруг должен быть свет.
