Бабий Яр

Я выбросила свой паспорт, оставив у себя некоторые документы, как-то: профсоюзный билет, трудовую книжку, в которых записана только моя фамилия, а национальность не указана. После того, как я попала в руки полицейских, я первому же полицаю на чистом украинском языке заявила, что я не еврейка, что я украинка и случайно сюда попала; при этом я ему показывала свои документы. Он мне предложил сесть неподалеку от того места, где раздевали еврейское население, и сказал, чтобы я подождала до вечера, а вечером я смогу пойти домой. Я присоединилась к группке людей, которые случайно туда попали. Таким образом, меня не раздели. Так я просидела до вечера.

В течение этого дня я видела страшные картины: люди на моих глазах сходили с ума, делались седыми, вокруг были душераздирающие крики и стоны, целый день стреляли из пулеметов. Я видела, когда немцы отбирали у матерей детей и бросали их с обрыва вниз к оврагу. К вечеру к нашей группе подъехала машина, из нее вышел немецкий офицер. Расспросив, что это за группа, он приказал всех нас расстрелять, объяснив, что отсюда нельзя выпускать людей, которые, хотя и не являются евреями, но видели все то, что здесь произошло. Нас построили и погнали вверх.

Войдя в прорез песчаной стены, мы оказались на узкой тропинке на краю обрыва. С противоположной стороны оврага немцы начали нас расстреливать из автоматов.

Наша группа состояла, примерно, из 25— 30 человек. Я увидела как рядом со мной люди после расстрелов падали вниз с обрыва. Еще до того, как в меня был произведен выстрел, я бросилась с обрыва вниз. Я упала на трупы только что расстрелянных людей и прикинулась мертвой. Я слышала, как немцы спустились вниз и пристреливали раненых. Я боялась пошевелиться, ко мне подошел один полицейский, увидел, что на мне нет крови, подозвал немца, сказав при этом, что я, кажется, еще жива. Я затаила дыхание; один из них меня ногой толкнул так, что я оказалась лежащей лицом вверх. Немец стал мне одной ногой на грудь, а другой на тыльную часть руки — кисть. Убедившись, что я на это не реагирую, они ушли. На руке у меня образовалась рана, а шрам имеется и сейчас.

Прошло немного времени, и нас стали засыпать землей. Слой земли был небольшим, и мне удалось выбраться из-под земли. Уже в темноте я тихонько подобралась к стене обрыва и с величайшим трудом выбралась наверх. Я выбралась на край обрыва недалеко от той площадки, где перед расстрелом раздевали. Когда я взбиралась по обрыву вверх, меня окликнул мальчик, тоже оставшийся в живых. Двое суток я вместе с этим мальчиком пыталась выбраться из «Бабьего Яра». Первый день я укрывалась на дереве, а мальчик сидел в кустах; второй день просидела в мусорной яме. К утру третьего дня мальчик, который пытался перебраться к Куреневке, был убит. Я слышала два выстрела, но не видела, кто произвел в него эти выстрелы.

На третий день к утру я пошла в какой-то сарай. Меня в этом сарае обнаружила хозяйка. Я скрывала всю историю моего побега из «Бабьего Яра» и рассказала ей о том, что я иду с окопов, попросив показать дорогу в город.

Она как будто бы согласилась это сделать, подмигнула своему сыну лет 17-ти, тот куда-то исчез и через несколько минут явился с немецким офицером и, указав на меня, сказал: «Ось, пан, юда». Немец приказал мне следовать за ним. Мы прошли примерно шагов 50. Немецкий офицер завел меня в один из домиков, где несколько немцев сидели и завтракали. Он мне приказал сесть на пол, а сидевшим тут же немцам приказал меня не выпускать.

Все немцы позавтракали и ушли, оставив одного, который меня караулил. Этот немец меня заставил убрать одну комнату, затем вторую. Через некоторое время тот же немецкий офицер привел еще двух молодых еврейских девушек, а затем нас уже троих повел к «Бабьему Яру» и привел к тому месту, где я наблюдала раздевание людей за четыре дня до этого. Оказалось, что я недалеко уползла от места расстрелов. Мы очень быстро пришли к этой, так называемой, «раздевалке». Нас присоединили к группе стариков и детей, которые уже сидели на площадке. Мы прождали несколько часов. К этому месту прибыли машины с советскими военнопленными для засыпки оврагов с трупами. Нас посадили на эту машину и повезли. Сначала нас повезли к гаражам, которые были расположены напротив еврейского кладбища, но там нас не приняли и повезли дальше. В этой группе была одна медсестра Люба Шамин. Мы с ней договорились, что при удобном случае на ходу прыгнем с машины. Так мы и сделали. В районе Шулявки я спрыгнула с машины первая. Окружившим меня людям я рассказала, что немец, который взялся меня подвезти, не понял меня и не остановил там, где нужно было, и поэтому я вынуждена была прыгнуть на ходу. Оттуда я направилась к жене моего двоюродного брата — польке Фалинской. Там меня приютили и оказали помощь. Люба Шамин также прыгнула с машины не на далеком расстоянии от меня, и мы направились к Фалинской, где, переночевав, ушли в Дарницу к знакомой Любы.