Город призраков

О, я знаю, ты назовешь это ханжеством и цинизмом! Но ты не прав, Ник! Тысячу раз не прав! Это далеко не так. Это обычные человеческие слабости. Которые не выставляются напоказ, дабы не принести вред окружающему миру. Поверь, много бед происходит из-за чрезмерной открытости. Которую все привыкли называть правдой. А правда небезопасна. Если бы человек не выставлял напоказ свои пороки, было бы меньше бед. Было бы меньше вероятности, что ими заразиться другой. Во всяком случае — дети. Представь, если бы наш город кишел ночными клубами, если бы на каждом углу продавалась водка и женщины, если везде шастали алкаши, а пляж оккупировали сомнительные туристы? Ага! Молчишь! Вот именно! Уже бы любой подросток видел рядом эту свободную, разгульную жизнь и мог так же свободно, безо всякого контроля пользоваться ее плодами. И для него она была бы мечтой. Впрочем, это и происходит в других городах. А у нас…

Нет, у нас каждый имеет права выбора. Человек взрослеет, он все уже знает. Он может выбирать. Но к этому времени он уже являет собой сформировавшуюся личность. Которая морщит нос, видя по телевизору пьяные рожи. Читая в книжках о продажных женщинах. У человека уже есть дело. Но, безусловно, он только человек, и не более. И когда-нибудь у него обязательно откроется потайная дверца его слабостей. Но эти слабости будут настолько ничтожны. Что будут касаться только его одного. И с ними будет бороться только он. Вот и вся философия, Ник. И это не ханжеский цинизм. Это просто чистота нравов. Вернее, борьба за чистоту нравов. И места, в котором мы живем.

— Любопытная философия, — усмехнулся я. — А Модест… Он знает про эти потайные дверцы, где живут маленькие слабости и пороки?

Сенечка пожал плечами.

— Он же не настолько глуп. Хотя… Я думаю, он об этом не хочет задумываться. Ему нравиться жить в идеальном мире. И он идеализирует людей. И верит в них. К тому же, поговаривают, что его прошлое не настолько уж идеально. Он тоже имел слабости, хотя, наверняка, гораздо меньшие, чем мы…

Я вопросительно взметнул брови. Модест и слабости мне казались несовместимыми вещами.

— Да, да, Ник. Он безумно любил одну женщину.. И насколько любил, настолько же ее мучил. Без конца подозревал, ревновал. Это была болезненная, ненормальная любовь. Поговаривают, что он даже поднимал на нее руку. Вот она и не выдержала. И смоталась отсюда. И где-то родила от него сына, которого он даже ни разу не видел. От порочной связи незаконнорожденный сын.

— Сын? — искренне удивился я. Модест Демьянович производил впечатление человека, у которого не может быть детей.— Действительно странно. И что, этот парень ни разу так и не наведался к своему отцу?

— Насколько мне известно — нет. Да и к чему ему это? Сколько несчастных ребят растут без отца. И если на то пошло, вырастают не такими уж плохими людьми. Думаю, тоже случилось и с сыном Модеста. Он уже совсем взрослый. Где-то твой ровесник, Ник. Наверняка уже завелся семьей. И к чему ему какой-то учителишка из провинциального городка? Даже если он и его отец.

— Но Модест… Он судя по всему должен был его розыскать?

— Он вообще очень сильно переживал эту историю. После отъезда этой женщины пил несколько дней подряд. А потом… Потому перед ним встал выбор. Либо загубить свою жизнь. Либо сделать ее красивой. И он выбрал второе. Начисто перечеркнув прошлое. И целью его жизни стало преподавание. Не формальное, а истинное. Он посвятил себя воспитанию сильных людей. Тех, которые, как и он, сумеют преодолевать свои пороки. Так что не считай его таким уж закостенелым монстром. Он вполне может понять любого. Но главное, чтобы этот любой сумел бороться со своими слабостями. И ему это удалось. У него крепкие ученики.

— Печально будет, если он когда-либо узнает правду о своих учениках. Которые не всегда побеждают пороки.

— Он ее никогда не узнает, потому что он не хочет ее знать! Ему важно, что он воспитал порядочных людей. И я не иронизирую. Здесь живут вполне порядочные люди. И Модест гордится нами и своим городом. И он видит его чистым: и экологически, и морально. Это прекрасная иллюзия не только для него, но и для всех нас. Потому что это не просто иллюзия. Это иллюзия, основанная на правде. И уже не отделимая от нее. И то, и другое — прекрасно.

Я смотрел на Сенечку и все более поражался. Он был очень уж юн для таких серьезных мыслей. Почти мальчишка. И хотя Модест и говорил о его литературном таланте. О котором, наверняка, можно спорить. Я все-таки ловил себя на мысли, что вовсе не знал этого парня. За открытой веселостью и некоторым легкомыслием которого скрывалась вполне философская, вполне утонченная натура. Впрочем веселость тоже зачастую сопутствует философии. А чрезмерная серьезность — легкомыслию. Так уж устроен мир. Мы скрываем свои настоящие чувства. Потому что это нам дорого…

— А где твой дружок. Кстати не в обиду будет сказано.