Лариска

Или ещё чего…

Вполне возможно, и без криминала не обошлось…

Судя по степени разложения, давненько горемычный здесь под водой плавает.

Когда дрожь в руках и коленках немного улеглась, Кирилл решил, не откладывая дальше, достать на божий лунный свет своё сокровище.

Бережно откопал чемодан и приподнял его над ямой. В ту же секунду с резким писком снизу выскочили два или три крысёнка. Мужик вздрогнул от неожиданности.

Повернув чемодан обратной стороной и осветив фонариком, заметил на боковой стенке дыру размером с кулак. Из неё сыпался мелкий мусор.

С нарастающим ужасом, Кирилл судорожно дёрнул замок-молнию.

Верхняя крышка откинулась и…

Над затихшим ночным лесом раздался оглушительный вопль безмерного отчаянья:

— Твааааарииииии…

Содержимое чемодана представляло собой сплошную бумажную труху, измельчённую крысиными резцами. От миллионов бакинских (не комиссаров) не осталось ничего…

Опустошённый душевно и материально мужчина пришёл в себя уже глубоко за полночь. Последние несколько часов жизни не сохранились в памяти. От пережитого стресса он не сразу вспомнил, где и зачем тут находится.

В полной прострации побрёл к дверям избушки…

У входа невольно остановился.

На пороге, присев на задние лапки и старательно умывая передними довольную розовую мордочку, чинно восседала до боли знакомая крыса.

На подошедшего человека она не обращала ни малейшего внимания.

В приливе неистовой ярости Кирилл схватил прислонённый к крыльцу топор. Вложив в удар всю душевную муку и ненависть, обрушил звенящую сталь на маленький шерстяной комочек, перечеркнувший его жизнь.

Но шустрый зверёк ловко отпрыгнул в сторону, а топор, соскочив со ступеньки крыльца, вонзился рубщику в сапог.

И вновь оглушительный рёв разнёсся над спящим лесом:

— Твааааарииииии…

Сапог Кирилла моментально наполнился кровью. Метнувшись в сторожку, мужик упал на пол и задрал раненую ногу вверх. Чувствуя, как по бедру побежали тёплые струйки.

Рана оказалась глубокой. Хорошо ещё сапог несколько смягчил удар острого лезвия. А то вообще без конечности мог остаться.

Кое-как перебинтовав ступню и остановив кровь, Кирюха взгромоздился на деревянный настил-полати. Поднял вверх ногу и, уперев её в стену, попытался уснуть. Но всё усиливавшаяся боль не давала раствориться в спасительном сне.

И этот непрестанный крысиный писк с шебуршанием под полом.

Наконец забылся в полудрёме…

До полудня отлёживался на жёстких досках, не в силах подняться. Лишь пробовал встать, как тут же из раненой ноги начинала сочиться кровь. Сильно кружилась голова — сказывались утомление и потеря крови. А ещё голод. Еды с собой ведь не взял, понадеявшись на хороший улов к ужину. И задерживаться не планировал.

Когда до захода солнца оставалось часов пять, всё же решил возвращаться. Силы от пустого лежания не пребывали. А с раненой ногой обратный путь, хоть и порожняком, станет серьёзным испытанием. К тому же, с утра резко похолодало. На береговой кромке озера образовалась наледь. Если мороз усилится, и промежуточное озеро покроется льдом, пиши пропало. На резиновой лодке уже не выбраться. Так что надо поторапливаться…

Отрезал от пробитого сапога подошву. Примотал её тряпками к раненой ступне, соорудив подобие шлёпанца. Нога заметно опухла и постоянно саднила. Опираясь на палку, двинулся в путь. Каждый шаг отдавался пронизывающей болью от раны до самой макушки. Обмотки уже с первых метров пропитались кровью.

Периодически останавливаясь и валясь на землю с вытянутой к небу ногой, всё-таки дошёл до оставленной лодки на берегу промежуточного озера. Открывшаяся перед взором картина повергла в отчаяние. Прибрежная полоса воды метров на сто была скована первым льдом. Не успел… Пытаться прорваться на лодке даже не стал пробовать. Ясно, что, и так хрупкая на холоде, резина треснет под острыми краями наледи.

Чтобы не замёрзнуть ночью насмерть в осеннем лесу, двинулся в обратный путь к сторожке…

Добрался уже в темноте. Кровь из ноги продолжала сочиться, но боль притупилась. Или уже привык к ней.

Из последних сил развёл огонь в печке и без чувств рухнул на полати…

Как долго пролежал в забытьи неизвестно. Очнулся посреди ночи в полной темноте. Дрова догорели, и печь остыла, безнадёжно сдавая позиции пробирающемуся снаружи холоду. Надо бы встать и подкинуть дров, но силы совершенно оставили Киру. Усилием воли он всё же повернулся на бок и обмер…

На деревянной лавке напротив сидел человек. Тусклые лунные лучи, льющиеся сквозь маленькое оконце, освещали недвижный силуэт. На плече у фигуры вертела мордочкой крыса, посверкивая глазками-бусинками. С остановившимся сердцем Кирилл прошептал:

— Андрюха… Прости меня…

Слёзы сами полились из глаз.