Наспех проглоченный завтрак шумно переваривался в его желудке и время от времени он поглядывал на пассажиров в вагоне метро, надеясь, что кто-нибудь отреагирует на звуки, которые было невозможно не услышать. Похоже, что ему нужна была чья-то улыбка, чей-то ироничный смешок, пусть даже неодобрительный взгляд, — любое участие сгодилось бы в это холодное и невесёлое утро, чтобы отвлечься хоть на секунду от страха перед очередным опозданием на работу.
Добавить в моё избранное
10 мин, 6 сек 159
За всю последнюю неделю ему не удалось попасть к открытию своей конторы больше трёх раз. Ничего не мог поделать он с неодолимой, но вполне объяснимой жаждой поспать чуть подольше, задержаться немного в тёплой, пусть и одинокой постели, оттянуть слегка то жестокое время дня, когда наконец наступала необходимость принять вертикальное положение, с болезненным чувством, что жив только наполовину, стягивать с себя паутину ночной застылости и вылезать наружу к толпе смутноликих, недовольных, некрасиво суетящихся человечков.
С недавних пор, после пробуждения его не покидало чувство, что какая-то часть его существа, быть может, лучшая и наиболее значимая, оставалась принадлежать только что умершей ночи.
На подходе к платформам метро людская масса распадалась на две почти равные части, обе которые втекали пульсирующими потоками в поезда, уносящиеся один за другим в противоположные дыры тоннелей. Безрадостные, штрихообразные, словно выписанные чьей-то неумелой рукой, картины утренней суеты, как правило предвосхищали такой же серый и унылый день, что и оправдывалось за редким исключением. «Божий день, как я тебя ненавижу!» — выкрикнул он про себя.
'Безысходность, ощущаемая в самом начале дня есть худшая безысходность… « — подумалось ему. Он ускорил шаг и через мгновение стал теперь уже полностью крохотным придатком толпы, волоском на теле гигантского насекомого, стремящегося в неуклюжем неистовстве раздвинуть стены подземной темницы.
Через три четверти часа он привычно займёт своё место за столиком у окна на восемь невероятно долгих часов и, отыграв небольшую роль статиста в абсурдистском спектакле, которому нет конца, он снова на три четверти часа потеряет себя в безликой и усталой толпе.
Поезд, который только что подошёл к платформе был как обычно переполнен и выходившие пассажиры сталкивались с входившими, едва успевая выскочить на своей станции, а те рвались вовнутрь, стараясь избежать перспективы ожидания следующего поезда.
….как я не пытался угадать расположение вагонных дверей, чтобы занять позицию точно напротив, я почти всегда ошибался и оказывался на приличном расстоянии от входа, что уменьшало мои шансы войти в числе первых в остановившийся вагон и я должен был ждать прибытия следующего поезда. Они сменялись довольно быстро в час пик, так что это не было проблемой. Просто я пробовал свою удачу и убеждался снова, что даже такая ерунда и то не в мою пользу. Чаще всего мне приходилось замыкать массивную толпу пассажиров, забивающихся до отказа в вагонное чрево. То же самое и произошло теперь. Даже хуже — двери стали закрываться передо мной, вагон был переполнен и, опаздывая, я решил испытать свою удачу ещё раз и, выдвинув оба локтя, стал отчаянно проталкиваться во всё ещё не полностью закрывшиеся половинки дверей, сдерживаемых теснотой человеческих тел изнутри. Я ухватился за край чьего-то пальто, почти втиснул себя в сужающееся пространство между дверьми, и вдруг понял, что вовнутрь мне никак не попасть, потому что обе руки мои по локоть зажало между сомкнувшимися наконец половинками дверей, а поезд задвигался, медленно набирая скорость, и какая-то дама в глубине вагона стала что-то кричать, и к её крику присоединились несколько других пассажиров, кто-то отчаянно молотил по стенке вагона, и я с надеждой подумал о стоп — кране, о том, что поезд остановится уже в следующее мгновение, и я под неодобрительными взглядами пассажиров уйду на самый конец платформы, чтобы ешё раз, только теперь вслух и громко произнести: «Свет божий, как я тебя ненавижу!» Ощущение беды пришло как откровение, меня дернуло внезапной догадкой о том, что сейчас произойдёт нечто очень необычное, что-то совершенно отличное от обычных событий хмурого и ненавистного утра. Мгновенная и глубокая тоска захватила меня и я возжелал, чтобы это утро началось сначала. Я приготовился к боли, затем рванулся назад, глупо надеясь, что быть может, мне удастся замедлить нормальное течение времени, оттянуть неизбежную развязку.
….Попытка вырвать руки из сомкнувшихся дверей была естественной, но оказалась роковой — всё его тело оттянулось назад на мгновение, когда набиравший скорость поезд вошел в полумрак тоннеля. Он успел услышать громкий хлопок, ничего уже не видя, ничего не ощущая. И затем — чернота. И холод…
Похоже я упал с поезда, ударившись о какой-то металлический выступ на стене тоннеля… и потерял сознание? Надолго ли? Я не могу оставаться здесь больше, лежа на спине и в полном одиночестве. Кто-то должен прийти и помочь мне. Может, я истекаю кровью… Теперь я могу приподнять голову и осмотреть себя. Я не вижу ран, крови тоже не видно. Не сплю ли я и вижу один из своих странных снов, когда я застреваю где-то на полпути к пробуждению? Мне сильно захотелось проснуться опять в моей теперь уже остывшей постели и, не тратя времени на вытяжку затёкших ног и рук, помчаться на
кухню, чтобы поставить чайник с водой на плиту. Стало еще тоскливее и… холоднее.
С недавних пор, после пробуждения его не покидало чувство, что какая-то часть его существа, быть может, лучшая и наиболее значимая, оставалась принадлежать только что умершей ночи.
На подходе к платформам метро людская масса распадалась на две почти равные части, обе которые втекали пульсирующими потоками в поезда, уносящиеся один за другим в противоположные дыры тоннелей. Безрадостные, штрихообразные, словно выписанные чьей-то неумелой рукой, картины утренней суеты, как правило предвосхищали такой же серый и унылый день, что и оправдывалось за редким исключением. «Божий день, как я тебя ненавижу!» — выкрикнул он про себя.
'Безысходность, ощущаемая в самом начале дня есть худшая безысходность… « — подумалось ему. Он ускорил шаг и через мгновение стал теперь уже полностью крохотным придатком толпы, волоском на теле гигантского насекомого, стремящегося в неуклюжем неистовстве раздвинуть стены подземной темницы.
Через три четверти часа он привычно займёт своё место за столиком у окна на восемь невероятно долгих часов и, отыграв небольшую роль статиста в абсурдистском спектакле, которому нет конца, он снова на три четверти часа потеряет себя в безликой и усталой толпе.
Поезд, который только что подошёл к платформе был как обычно переполнен и выходившие пассажиры сталкивались с входившими, едва успевая выскочить на своей станции, а те рвались вовнутрь, стараясь избежать перспективы ожидания следующего поезда.
….как я не пытался угадать расположение вагонных дверей, чтобы занять позицию точно напротив, я почти всегда ошибался и оказывался на приличном расстоянии от входа, что уменьшало мои шансы войти в числе первых в остановившийся вагон и я должен был ждать прибытия следующего поезда. Они сменялись довольно быстро в час пик, так что это не было проблемой. Просто я пробовал свою удачу и убеждался снова, что даже такая ерунда и то не в мою пользу. Чаще всего мне приходилось замыкать массивную толпу пассажиров, забивающихся до отказа в вагонное чрево. То же самое и произошло теперь. Даже хуже — двери стали закрываться передо мной, вагон был переполнен и, опаздывая, я решил испытать свою удачу ещё раз и, выдвинув оба локтя, стал отчаянно проталкиваться во всё ещё не полностью закрывшиеся половинки дверей, сдерживаемых теснотой человеческих тел изнутри. Я ухватился за край чьего-то пальто, почти втиснул себя в сужающееся пространство между дверьми, и вдруг понял, что вовнутрь мне никак не попасть, потому что обе руки мои по локоть зажало между сомкнувшимися наконец половинками дверей, а поезд задвигался, медленно набирая скорость, и какая-то дама в глубине вагона стала что-то кричать, и к её крику присоединились несколько других пассажиров, кто-то отчаянно молотил по стенке вагона, и я с надеждой подумал о стоп — кране, о том, что поезд остановится уже в следующее мгновение, и я под неодобрительными взглядами пассажиров уйду на самый конец платформы, чтобы ешё раз, только теперь вслух и громко произнести: «Свет божий, как я тебя ненавижу!» Ощущение беды пришло как откровение, меня дернуло внезапной догадкой о том, что сейчас произойдёт нечто очень необычное, что-то совершенно отличное от обычных событий хмурого и ненавистного утра. Мгновенная и глубокая тоска захватила меня и я возжелал, чтобы это утро началось сначала. Я приготовился к боли, затем рванулся назад, глупо надеясь, что быть может, мне удастся замедлить нормальное течение времени, оттянуть неизбежную развязку.
….Попытка вырвать руки из сомкнувшихся дверей была естественной, но оказалась роковой — всё его тело оттянулось назад на мгновение, когда набиравший скорость поезд вошел в полумрак тоннеля. Он успел услышать громкий хлопок, ничего уже не видя, ничего не ощущая. И затем — чернота. И холод…
Похоже я упал с поезда, ударившись о какой-то металлический выступ на стене тоннеля… и потерял сознание? Надолго ли? Я не могу оставаться здесь больше, лежа на спине и в полном одиночестве. Кто-то должен прийти и помочь мне. Может, я истекаю кровью… Теперь я могу приподнять голову и осмотреть себя. Я не вижу ран, крови тоже не видно. Не сплю ли я и вижу один из своих странных снов, когда я застреваю где-то на полпути к пробуждению? Мне сильно захотелось проснуться опять в моей теперь уже остывшей постели и, не тратя времени на вытяжку затёкших ног и рук, помчаться на
кухню, чтобы поставить чайник с водой на плиту. Стало еще тоскливее и… холоднее.
Страница
1 из 3
1 из 3
