Тьма языческая

Голод

Дед Архип сжал вилы и шагнул в темноту сарая. Где-то здесь пряталась тварь, которую он видел прошлой ночью: силуэт отражался в стекле, возле бревен. Жаль, тело смазалось мраком. С наступлением сумерек во дворе всегда было черно, хоть глаз выколи, но днём ловить тварь было бесполезно: она появлялась на деревенской окраине с наступлением сумерек, выискивая незапертые хлева со скотом. В одном из таких вчера нашли убитых кроля и собаку, из которых торчал обломанный, размером с локоть, клык. За своих питомцев дед не боялся и специально открыл сарай, чтоб подстеречь нечистую.

Оказавшись внутри, Архип принялся ощупывать пространство. Наконечник вил упёрся во что-то твёрдое. Вокруг запахло мокрым сеном и землей. Архип выставил вилы, принюхался: смрад был прогорклым, отдающим кровью. Значит, лохматая сучка кого-то задрала и, пробежав огородом, юркнула в сарай. Неужели, здесь? Зря от неё окно заколотил!

Дед сорвал доски с рамы, лихорадочно осмотрелся. На полу желтела каша из овса, старых костей и клочков пуха. В углу виднелось окровавленная тушка овцы. Над телом, облизываясь алым языком, склонилась измазанная слюнями морда. Она смотрела на деда зелеными глазам и нервно облизывалась. Дед почувствовал, что тоже облизывается: от увиденного резко пересохло на губах и во рту. По спине пробежал холодок.

— Брысь! — выкрикнул Архип, пятясь из сарая, но слабые ноги подвернулись. Перед глазами мелькнули зубья вил, оконная рама и полукруг луны. Рядом громко хрустнуло стеклом, по шее полоснуло чем-то острым. Дед инстинктивно попытался прикрыть рот, но по лицу шлёпнуло липкой и мохнатой пятерней. В освещённых луной осколках отразилась рожа твари. Чёрная, испуганная, она смотрела на Архипа, прикрывая лапами окровавленное горло.

Дед испуганно отпрянул, покосился на светило в стекле: луна и тварь молчаливо смотрели из отражения и напоминали о голоде, который уже начинал просыпаться внутри.

Соловей

Мародёр Птах поджидал заблудившихся путников, прячась в кустах близ реки. На зыбкой ряби отражались пернатая голова, клюв и человечьи ноги. Птаху было непривычно видеть себя таким: киевская ведьма прокляла его за убийства и грабеж княжеских купцов, заставив мучиться оборотнем в соловьином теле. Благо, вместе с плотью птичьими оказались слух и зрение.

В версте от реки послышались приглушённые фырканье и колёсный скрип. Птах вылез из-за кустов, расправил крылья, взлетел на ближайшее дерево. Взгляд выхватил хазарина на впряжённом в повозку коне. В его поклаже лежали денежные мешки и золотая сбруя. Кочевник ехал к грекам сбывать оружие, награбленное у князя — хорошая добыча.

Перелетев на другое дерево, Птах оказался над всадником. Затем расправил когти, крылья и метнулся вниз. Повалил хазарина наземь, ударил его клювом в голову, пробив висок. Впился когтями в лицо и начал сдирать с жертвы кожу. Покрыл снятым скальпом свою голову и посмотрелся в отражение на металлической сбруе. Оттуда глядел мужчина с пернатой шевелюрой и клювом вместо носа. Таким себя видеть было привычнее. Вот теперь правда Соловей-очеловеченный Разбойник!

Многоликий

Серкел распорол оленьими рогами кожу на бубне. Повесил один на ветвь, прикрыл растущими верёвками засаленных волос. Жирная плёнка на них лопнула, как прыщ, наружу посыпались вши. Паразиты кишели внутри дерева, разъедая ивовую внутренность. Из зелёных ран пахло мокрой травой и кровями. Правду говорили старики, что деревья в Нижнем мире вырастают на могилах больных детей.

Серкел погладил кожу, покрывавшую иву вместо коры. Ощупал вены с жилками, помял рыхлую плоть. Закраснев, дерево укрылось пупырышками и резко одёрнулось. Шаман приблизился, схватил ветвь за розово-коричневые наросты. Но те брызнули, залившись липким соком. Мужчина брезгливо поморщился: потекла молоком из сосков похабница! Нет, это не его умершая дочь. Милая не возбуждалась от щекотки. Наоборот, вместо забав ночами целомудренно сплетала костяные бусы.

Шаман вынул из-под тулупа несколько хрящей и, привязав их к оленьим рогам, ударил в проколотый бубен. По лесу разошёлся тяглый гул. За рыжими ветвями мелькнула тень, а в сухой листве тревожно зашуршало. Серкел напрягся, вслушиваясь, не елозит ли где чешуя, не топают ли по корням копыта. Здешний многоликий демон-охранитель не жалует непрошеных гостей. Серкел, конечно, знал, чем откупиться от хозяина, но звуки его настораживали.

Шаман сжал рог и шагнул вперед. Ивовые ветви мокро заскользили по лицу, расступились, прыснув соком под ноги. О подошвы заскребло металлом, взгляд выхватил блестящую от влаги цепь. Её кольца исчезали в высоте деревьев.

Из гущи рыжих крон донеслись смешки. От сердца отлегло: видать, шуршали и смеялись души не упокоенных детей

— Детки, вы здесь? Цок-цок-цок, милые! — Серкел затряс связкой плетёных хрящей. — Выходите к шаману, воскурите дурману! Про дочку его расскажите, дорогу к ней укажите!