183 мин, 13 сек 11239
А в том, чтобы её прожили другие.
Криденс смотрел на него широко раскрытыми глазами и не двигался. Даже Ньют перестал бормотать и затих.
— Впоследствии наш опыт переняли другие страны, — сказал Грейвз. — Трудно представить, что раньше никому в голову не приходило, что магический мир нуждается в защите. Что кто-то вообще должен поддерживать порядок, ловить преступников, убивать чудовищ, в конце концов. Первые британские авроры учились здесь, в Америке, в середине восемнадцатого века…
— Здесь — Британия, — тихо поправил Ньют.
Грейвз тяжело вздохнул.
— Да… Спасибо, Ньютон. Возвращаясь к Гондульфусу Грейвзу… Некоторые волшебники помогали не-магам ловить своих же собратьев, — продолжил он, прогоняя тяжёлые мысли. — Таких Гондульфус ненавидел особенно яростно. Говорят, кто-то из них проклял его род до седьмого колена. Я — восьмое поколение, — он улыбнулся Криденсу. — Как видишь, проклятие либо не сработало, либо развеялось за двести лет.
Этой ночью он не торопился заснуть. Лежал на правом боку спиной к двери, лицом к окну, слушал и ждал. Иногда проваливался в неглубокий сон, но просыпался от каждого шороха. Криденс пробрался в спальню после полуночи. Осторожно прикрыл за собой дверь, стараясь не щёлкнуть замком, подождал. Грейвз не повернулся. Криденс бесшумно подошёл к кровати, лёг поверх покрывала, еле слышно вздохнул. Спустя несколько минут Грейвз почувствовал руку на волосах.
Какой же он всё-таки наглец, — подумал Грейвз, не открывая глаз и сдерживая улыбку.
Через несколько дней прилетела сова от Малфоя. Тот с вежливостью, за которой пряталось беспокойство, интересовался, всё ли в порядке, и выражал надежду, что Грейвз не появлялся на встречах не потому, что с ним что-то случилось, а потому, что его отвлекли дела. Спрашивал, может ли он быть чем-то полезен, и предлагал без стеснения располагать его дружбой. В конце письма была приписка о том, что Эйвери также ждёт его возвращения.
Эйвери!
Грейвз совершенно забыл о том, что так и не пришёл на встречу, а после всех событий даже не извинился перед ним и не объяснил причину своего исчезновения. Это было крайне невежливо и очень некрасиво по отношению к человеку, который заслуживал исключительно уважения. Грейвз продиктовал зачарованному совиному перу извинения и предложил встретиться завтра вечером, чтобы объясниться лично. О причинах своего отсутствия он распространяться не стал, решив, что об этом лучше говорить в лицо.
Он перечитал письмо, запечатал его и вышел из кабинета.
Что бы там Ньют ни говорил о себе как о медике, за несколько дней он сумел поставить Грейвза на ноги. Правда, с рукой сделать ничего не смог. На запястье остался след от ожога, теперь похожий на белую кляксу, от него до локтя змеились тонкие шрамы. Прощаясь, Ньют сказал, что боль не будет его беспокоить, и что дальше всё зависит от времени. Пообещал почаще заглядывать. Прощались они уже как друзья — без прохладной вежливости людей, которые вынуждены терпеть присутствие друг друга.
Ньют ушёл, боль ушла, а вот слабость осталась. Если Грейвз держал руку расслабленной, она не дрожала и выглядела вполне обычно, но любое действие, требующее хотя бы небольшого напряжения или концентрации, заставляло пальцы трястись. Он учился пользоваться только левой — есть, колдовать, бриться — и почти постоянно прятал правую руку в кармане.
Подниматься на второй этаж, не имея возможности толком держаться за перила, было непросто. Но он ходил туда-сюда дюжину раз за день, чтобы окрепнуть. Забравшись наверх, Грейвз подождал, пока отхлынет слабость, и свистнул. Легион выпорхнул из комнаты Криденса, слетел на пол. Поцокал когтями по каменной плитке, вразвалочку подходя ближе. Грейвз показал ему письмо, адресованное Талиесину:
— Вот это надо отнести прямо сейчас. И не вздумай порвать его, это важно.
Филин сердито нахохлился, подошёл ближе. Грейвз сел на корточки.
— Выкинешь что-нибудь — и я заведу нормальную почтовую сову. Дуйся потом на меня, сколько влезет. Понял?
Легион взял письмо в клюв, перехватил его поудобнее и, кажется, вздохнул. Грейвз открыл для него окно, проводил взглядом.
— Завтра вечером я уйду на несколько часов, — сказал он за ужином, получив от Талиесина короткое нейтральное согласие.
— Куда вы пойдёте? — спросил Криденс.
Отношения между ними восстанавливались медленно. Грейвз видел, что мальчишка сгорает от нетерпения и иногда буквально прожигает его взглядом, но заниматься благотворительностью в данном вопросе не собирался. Он не лишал его коротких поцелуев и недолгих объятий, но как только чувствовал, что близость начинает раздражать — спокойно отстранялся, не обращая внимания на умоляющие взгляды.
Всё было сложно. Он не чувствовал к нему холода или разочарования. Откровенно говоря, он сейчас вообще ни к кому ничего не чувствовал.
Криденс смотрел на него широко раскрытыми глазами и не двигался. Даже Ньют перестал бормотать и затих.
— Впоследствии наш опыт переняли другие страны, — сказал Грейвз. — Трудно представить, что раньше никому в голову не приходило, что магический мир нуждается в защите. Что кто-то вообще должен поддерживать порядок, ловить преступников, убивать чудовищ, в конце концов. Первые британские авроры учились здесь, в Америке, в середине восемнадцатого века…
— Здесь — Британия, — тихо поправил Ньют.
Грейвз тяжело вздохнул.
— Да… Спасибо, Ньютон. Возвращаясь к Гондульфусу Грейвзу… Некоторые волшебники помогали не-магам ловить своих же собратьев, — продолжил он, прогоняя тяжёлые мысли. — Таких Гондульфус ненавидел особенно яростно. Говорят, кто-то из них проклял его род до седьмого колена. Я — восьмое поколение, — он улыбнулся Криденсу. — Как видишь, проклятие либо не сработало, либо развеялось за двести лет.
Этой ночью он не торопился заснуть. Лежал на правом боку спиной к двери, лицом к окну, слушал и ждал. Иногда проваливался в неглубокий сон, но просыпался от каждого шороха. Криденс пробрался в спальню после полуночи. Осторожно прикрыл за собой дверь, стараясь не щёлкнуть замком, подождал. Грейвз не повернулся. Криденс бесшумно подошёл к кровати, лёг поверх покрывала, еле слышно вздохнул. Спустя несколько минут Грейвз почувствовал руку на волосах.
Какой же он всё-таки наглец, — подумал Грейвз, не открывая глаз и сдерживая улыбку.
Через несколько дней прилетела сова от Малфоя. Тот с вежливостью, за которой пряталось беспокойство, интересовался, всё ли в порядке, и выражал надежду, что Грейвз не появлялся на встречах не потому, что с ним что-то случилось, а потому, что его отвлекли дела. Спрашивал, может ли он быть чем-то полезен, и предлагал без стеснения располагать его дружбой. В конце письма была приписка о том, что Эйвери также ждёт его возвращения.
Эйвери!
Грейвз совершенно забыл о том, что так и не пришёл на встречу, а после всех событий даже не извинился перед ним и не объяснил причину своего исчезновения. Это было крайне невежливо и очень некрасиво по отношению к человеку, который заслуживал исключительно уважения. Грейвз продиктовал зачарованному совиному перу извинения и предложил встретиться завтра вечером, чтобы объясниться лично. О причинах своего отсутствия он распространяться не стал, решив, что об этом лучше говорить в лицо.
Он перечитал письмо, запечатал его и вышел из кабинета.
Что бы там Ньют ни говорил о себе как о медике, за несколько дней он сумел поставить Грейвза на ноги. Правда, с рукой сделать ничего не смог. На запястье остался след от ожога, теперь похожий на белую кляксу, от него до локтя змеились тонкие шрамы. Прощаясь, Ньют сказал, что боль не будет его беспокоить, и что дальше всё зависит от времени. Пообещал почаще заглядывать. Прощались они уже как друзья — без прохладной вежливости людей, которые вынуждены терпеть присутствие друг друга.
Ньют ушёл, боль ушла, а вот слабость осталась. Если Грейвз держал руку расслабленной, она не дрожала и выглядела вполне обычно, но любое действие, требующее хотя бы небольшого напряжения или концентрации, заставляло пальцы трястись. Он учился пользоваться только левой — есть, колдовать, бриться — и почти постоянно прятал правую руку в кармане.
Подниматься на второй этаж, не имея возможности толком держаться за перила, было непросто. Но он ходил туда-сюда дюжину раз за день, чтобы окрепнуть. Забравшись наверх, Грейвз подождал, пока отхлынет слабость, и свистнул. Легион выпорхнул из комнаты Криденса, слетел на пол. Поцокал когтями по каменной плитке, вразвалочку подходя ближе. Грейвз показал ему письмо, адресованное Талиесину:
— Вот это надо отнести прямо сейчас. И не вздумай порвать его, это важно.
Филин сердито нахохлился, подошёл ближе. Грейвз сел на корточки.
— Выкинешь что-нибудь — и я заведу нормальную почтовую сову. Дуйся потом на меня, сколько влезет. Понял?
Легион взял письмо в клюв, перехватил его поудобнее и, кажется, вздохнул. Грейвз открыл для него окно, проводил взглядом.
— Завтра вечером я уйду на несколько часов, — сказал он за ужином, получив от Талиесина короткое нейтральное согласие.
— Куда вы пойдёте? — спросил Криденс.
Отношения между ними восстанавливались медленно. Грейвз видел, что мальчишка сгорает от нетерпения и иногда буквально прожигает его взглядом, но заниматься благотворительностью в данном вопросе не собирался. Он не лишал его коротких поцелуев и недолгих объятий, но как только чувствовал, что близость начинает раздражать — спокойно отстранялся, не обращая внимания на умоляющие взгляды.
Всё было сложно. Он не чувствовал к нему холода или разочарования. Откровенно говоря, он сейчас вообще ни к кому ничего не чувствовал.
Страница
42 из 53
42 из 53