Да!

Потому что дядя Вернон обожает мясо с чесноком, я хорошо помню, как он пахнет, когда его много. А от Кви… профессора Квиррела пахло чем-то просто очень похожим на чеснок. Да что я так привязался к этому чесноку?!

Наверное, ему как-то стало видно, что мне нехорошо, и он сразу же послал меня в больничное крыло. Даже указал рукой, по каким коридорам лучше идти, чтобы я не запутался. Я еще боялся, что он пойдет со мной, но он не пошел, сказал, что спешит в большой зал.

Голова у меня вправду так разболелась, что я решил всё-таки сходить в больничное крыло. Лучше просто выпить какой-нибудь микстуры, чем пропустить весь праздник, так ведь? Ну, я свернул туда, куда указал мне профессор Квиррел. Правда, этим путем пришлось почти вернуться обратно, но я подумал, что ему-то должно было быть виднее. И вот тогда я встретил Гермиону. Она пробежала, нет проскочила мимо меня как бладжер. Я бы не обратил на это внимания — ну подумаешь, бежит куда-то по своим делам. Но она смеялась. Точнее, мне тогда показалось, что она смеется. Громко и как-то странно. И только через две секунды я сообразил, что это совсем не смех. Она так плакала, громко всхлипывая и повизгивая. Это-то меня и испугало. Потому что обычно девчонки плачут не так. А тут с ней как будто случилось что-то очень плохое. Ну, очень! Да и вообще, я не мог припомнить до этого, чтобы она когда-нибудь плакала. Даже когда ее обзывали обидными словами. Даже когда рядом взорвался котел Невилла и обжигающая, липкая масса оттуда попала на ее руки. Она отчаянно кривилась, морщилась, видно было, как ей хочется заплакать, но она сдерживалась. Я тогда еще подумал — зачем ей это, она ведь девочка, кто ее осудит за слезы? А тут она просто ими заливалась.

Ну, я решил узнать у нее, всё ли в порядке. Мало ли, может, помощь нужна или что-то в этом духе. Я попытался ее догнать, но она только руками на меня махала «отстань, отстань». Я бы и отстал, но меня немного разозлило, что она так от меня отмахивается. Я же хотел помочь. А она добежала до дверей женского туалета и, остановившись на пороге, обернулась и выкрикнула, на секунду сдержав слезы: «Это комната для девочек»! И хлопнула дверью прямо у меня перед носом. Было очень неприятно. Правда, хлопнула она так сильно, что дверь ударилась и открылась вновь, а я так и стоял на пороге. И я тогда увидел, что она уселась под умывальником на полу и продолжает реветь.

Не знаю, вот мне показалось, что я должен что-то сделать в такой ситуации. Понимаете, показалось, и всё. Несмотря на то, что я на нее немного злился, и вообще… Когда девчонки плачут, это… Противно. Как будто внутри кто-то корябает тебя когтями. Тупыми. Хочется просто сказать: «Ну хватит уже, в самом деле!» Но она плакала как-то… по-особенному. Может и правда что-то случилось? Бежать за профессором Макгонагалл? Ну да, а вдруг это какая-то ерунда, девчонки обожают плакать из-за ерунды. Я подумал — а, ладно — была не была — пускай это женский туалет, но всё равно все на ужине, никто же не видит. Я зашел внутрь.

— Эй, у тебя что-то случилось?

Вот, я даже тут не сказал — «Гермиона». Я сказал — «эй». Но ей, наверное, в этот момент было всё равно, как я ее назвал. Она так была сосредоточена на своих рыданиях, что вряд ли различала, что я говорю. Я вспомнил, что обычно в такой ситуации принято успокаивать. Как-то. Как-то же я должен был узнать, что с ней произошло. Я погладил ее по голове. И еще сказал, чтобы она перестала уже, наконец, плакать. Она опустила ладони и посмотрела на меня, а я подумал, что она выглядит просто ужасно некрасивой сейчас. Вся красная, с опухшими глазами… Фу! Обычно она гораздо симпатичней. И стоило так реветь, чтобы потом быть похожей на чучело? Но вслух, конечно, ничего такого не сказал, еще не хватало! Я даже постарался сделать вид, что мне не противно ее разглядывать. Она громко всхлипывала и изо всех сил пыталась прекратить плакать. Но у нее никак не получалось. «Что с тобой случилось?» — спросил я опять. Может, на этот раз она сможет ответить? Но она только помотала головой в ответ. Зато хотя бы встала с пола и повернулась к зеркалу. Ох, лучше бы она этого не делала! Потому что, увидев себя там, тут же заревела вновь.

Ну что ты будешь делать! Пришлось снова пытаться ее успокоить. Что-то я там ей бормотал, и… между прочим, мне понравились ее волосы! Да, выглядят они, конечно… не очень. Но мне-то что до этого? Зато на ощупь они были вполне ничего. Ну, вы понимаете, мне снова пришлось ее гладить по голове. Так же всегда делают, когда успокаивают детей, ведь верно? И это правда помогает, потому что она довольно быстро успокоилась.

— Так почему ты всё-таки плакала? — спросил я, когда рыдания снова превратились во всхлипы.

— Потому что все мальчишки — идиоты! — выпалила она так, что я чуть не отпрыгнул в сторону.

Хорошо, что потом покосилась на меня и добавила: «Ладно, почти все». Это, вроде как, получается, она имела в виду, что я не идиот.