Две золотые полоски

Хотя всем понятно, что он не задержится в начальниках отдела и рванёт вверх, как только представится такая возможность. Или как только он создаст эту возможность сам.

Грейвз во всём старается быть безупречным. Он всегда гладко причёсан и щегольски одет, он оказывает знаки внимания всем привлекательным коллегам в радиусе видимости, без скидок на пол. Поговаривают, что он интересуется мужчинами, но обычно его видят под руку с женщинами. Ему так и подмывает прилепить жвачку на брюки или испачкать рукав мелом, которым на чёрной доске пишется список дел и фамилии авроров, которые отвечают за расследования.

— Марш, — Грейвз наконец оставляет в покое Эскобедо и поворачивается.

Лоренс Марш поднимает голову.

Грейвз на долю секунды кривит рот.

Он не любит некрасивых, а Лоренс, к сожалению, некрасив. У него длинное костистое лицо, широкий выпуклый рот, крупный нос и острый подбородок. Ах, да, и отогнутые уши, которые он прячет за длинными вьющимися волосами. Единственное, что он может спрятать — всё остальное остаётся на виду, и Грейвз цепляется за него взглядом каждый раз, как видит. И каждый раз в его глазах что-то мелькает — то ли жалость, то ли неприязнь — не разобрать, слишком быстро он это прячет.

— Марш, как дела в порту? — спрашивает Грейвз с места.

Он никогда не подходит к столу Лоренса, будто боится заразиться некрасивостью. И всегда разговаривает с ним мягче, чем с остальными — будто некрасивость делает Лоренса каким-то неполноценным, и к нему всегда надо быть снисходительным.

Лоренс некрасив всю свою жизнь и к двадцати годам уже уверен, что ни одна девушка на него не посмотрит. Ни невзрачная Мелани Скарборо, ни восхитительная Изабелла МакГраф, у которой потрясающие волосы — настоящая чёрная Ниагара, завитая кольцами. Лоренсу хочется однажды провести по ним пальцами, но вместо этого по ним проводит пальцами Грейвз, небрежно присев к ней на стол, и обменивается с Изабеллой коротким сочным поцелуем, потому что встречался с ней в прошлую пятницу. Лоренс завидует и опускает глаза.

Грейвз такое проклятое совершенство, что в нём даже нет недостатков, а те, что есть, только подчёркивают достоинства. Если бы он был пустоголовым, было бы проще. Если бы Грейвз был недалёким, ленивым, нерасторопным, равнодушным… Но он умный, дерзкий, въедливый и страстный. А высокомерное чистоплюйство и позёрство его даже не портят.

— Я нашёл вход в тоннели, — говорит Лоренс, расправляя на столе схему канализационных труб, вычерченную на хрусткой миллиметровой бумаге.

— Отлично, возьми кого-нибудь и отправляйся, — кивает Грейвз.

— Я пойду один, все сейчас заняты.

— Что значит — ты пойдёшь один? — мгновенно подбирается Грейвз. — Я же приказывал выходить на расследования парами!

— У меня нет пары, — Лоренс усмехается своей двусмысленности, и Грейвз, кажется, тушуется. Хмурясь, поджимает губы и, кажется, отчаянно старается не покраснеть от неловкости. Такой мальчишка.

— А где Медельини? — спрашивает Грейвз и суёт руки в карманы.

— Ушёл час назад на переговоры с кланом Зелёной рыбы, — говорит Скарборо, не поднимая головы от отчёта.

— Я могу пойти в порт, — бурчит Эскобедо.

— Ты можешь найти мне художника! — тихо, не поворачиваясь к нему, говорит Грейвз. — И кстати, почему ты всё ещё здесь?

Эскобедо пятится и исчезает. Грейвз мрачно смотрит на Лоренса и говорит:

— Я иду с тобой.

— Там грязно, — предупреждает тот с усмешкой.

— Это канализация, — Грейвз подхватывает со спинки стула свой пиджак, машинально проверяет палочку в кармане. — Там должно быть грязно.

В порту пахнет солёной рыбой и ржавым железом, нефтью и гнилой водой, как из вазы с застоявшимся букетом, только в сто раз сильнее. Из-за решётки канализационного тоннеля пахнет нечистотами, оттуда ручейком льётся бурая жижа. Грейвз коротко выдыхает, сдерживая гримасу. К его лаковым ботинкам прилипает жидкая грязь.

— Это здесь, — коротко говорит Лоренс, отпирая решётку, которая перегораживает вход.

— Ясно. Держись за мной, — говорит Грейвз и первым вступает в тоннель.

Под высоким сводом журчит вода, они стараются идти тихо и негромко переговариваются.

— Сколько времени до прилива? — спрашивает Грейвз.

— Два часа, сэр.

— Далеко идти?

— Минут двадцать.

Грейвз держит палочку наготове. Она у него такая же, как он сам — чёрная, лакированая, накладки с перламутром. У Лоренса — красное дерево, два золотых кольца на рукоятке, шерсть чёрного единорога.

Здесь, в тоннелях не-магов под городом, куда никто не заглядывает, кто-то разводит огромных пауков. По ночам они выбираются в порт и устраивают панику. С этой проблемой нужно разобраться как можно скорее, пока никто не пострадал, пока всё это ещё можно списать на бред пьяных рабочих.