Le Temps

В дождливые холодные дни я люблю сидеть в кафе месье Инстана… с чашкой горячего чая или кофе. Мне нравится наблюдать, как к низкому потолку поднимается пар, как от помешивания ложкой чаинки или кофейная гуща кружатся в вальсе. Синяя чашка, наполненная благоуханным напитком, тихо позвякивает, когда я задеваю ее края.

За окном темно из-за дождя, а в кафе светло. Мягкий желтый свет многочисленных ламп отражается от стекол. Тихо играет итальянская опера, и я растворяюсь в бархатистом тягучем теноре, в теплом и глубоком баритоне, в низком, похожем на громовые раскаты басе. Голоса причудливо переплетаются с шумом машин и стуком дождевых капель. Так поет город.

Я прикрываю глаза и слушаю его, а он звучит в ушах все громче и громче, обволакивает полностью и открывает новый мир, полный страстей и эмоций. Музыка есть везде, где живет человеческая душа. Она слышна тогда, когда неутомимый месье Инстан, вечно снующий по кафе туда-сюда, останавливает бег и замирает на лестнице, не спеша опустить трость-стрелку и оборвать мгновение.

Все затихает. Пар от чашки замирает в причудливой форме. Зашедшая в кафе женщина застывает с приподнятым зонтиком, капли воды с него зависают в воздухе. Она прелестна, несмотря на мокрые волосы и чуть размазавшуюся тушь. Красное пальто в дождевой пыли пестреет на фоне обшарпанной двери. Красиво изогнутые черные брови подчеркивают темные ореховые глаза. Официант стоит с подносом и нелепым выражением лица — он собирался улыбнуться посетительнице, но месье Инстан остановился отдохнуть до того, как его губы сложились в улыбку.

Я перевожу взгляд на улицу. Перед входом в кафе стоит старушка, поправляющая малиновый берет. Она рассматривает украшенную к празднику витрину. Ее выцветшие от времени глаза светятся добрым и нежным взглядом. Таким, который никогда не стареет и остается вечно юным. Тонкие старческие губы изгибаются в незаметной полуулыбке: может, она, как и официант, не успела улыбнуться широко, а может статься, что по-другому она и не умеет.

В кафе у окна сидит пожилой человек в клетчатом костюме. На спинке его стула висит изысканная трость, а на вешалке — дорогое кашемировое пальто. Он смотрит куда-то поверх головы старушки, на величественные серые своды собора Нотр-Дам. Что он видит в его витражах, горгульях и статуях? Что хочет прочесть в каменных узорах? Он и сам похож на этот собор, седые завивающиеся волосы точь-в-точь повторяют завитки роз Нотр-Дама. Он наверняка профессор Сорбонны или Париж-Декарта.

Рядом со мной со счетом стоит молоденький невысокий стажер. Его взяли на работу совсем недавно. Он, конечно же, студент и просто подрабатывает, поскольку живет совсем один, ему не у кого одолжить денег. Он любит поболтать и готов рассказывать о себе каждому. Я даже знаю, что его зовут Тома. Он хороший парень, ему идет его круглое лицо в веснушках и курносый, вздернутый к потолку нос — когда Тома смеется, он сморщивается. Рыжие, словно хной выкрашенные волосы вихрами выбиваются из-под головного убора. А еще у него проколото ухо, но из-под кудрей этого не видно.

Я моргаю, и месье Инстан вновь начинает движение. Пар от чашки снова устремляется к потолку, посетительница в красном пальто опускает зонт, капли рассыпаются по деревянному полу и оставляют на нем темные следы, официант улыбается ей; старушка за окном натягивает берет на ухо, пожилой человек, смотрящий на Нотр-Дам тяжело вздыхает и протягивает руку за газетой, а Тома подает мне счет.

Что ж, до следующего раза, кафе «Le Temps». До следующего раза, месье Инстан.