Граф Норт-Айлэнд

Поэтому неудивительно, что когда под вечер дверь таверны скрипнула, сигнализируя о появлении посетителя, Ремус уделил тому все свое время и внимание. Забредший к Люпину маг был невысок, упитан, прикрывал шапочкой густые рыжие кудри, а толстые короткие пальцы его были украшены перстнями. Говорил гость с немецким акцентом и немного в нос, но все же разборчиво. Звали его Генрих Мейнхард, и, как выяснилось, в таверне Люпина он появился не просто так.

— Видите ли, — говорил Мейнхард, поглядывая на Люпина, — я путешествую в исполнение воли своего старшего брата, Отто Мейнхарда, недавно упокоившегося с миром.

Ремус кивнул, без особого, впрочем, сожаления. Ну, умер у человека брат, печально, конечно, но каждый день кто-то да умирает.

— Перед смертью он признался, что долгие годы его мучила совесть, — сказал Генрих.

От этих слов сходство Мейнхарда с монахом только усилилось. Выбрить голову, капюшон накинуть да мантию на манер рясы запахнуть, так и не отличишь, подумал Ремус.

— Видите ли, в чем дело, — неспешно продолжал тем временем посетитель, — семнадцать лет назад ему очень сильно помог один человек, маг из Британии. Спас не только жизнь, но и честь, и в целом избавил от кучи неприятностей.

Генрих неопределенно покрутил рукой, пальцы-сосиски сплелись в какую-то замысловатую фигуру. Еда перед ним стояла почти нетронутой, а вино он едва пригубил, впрочем, Ремусу было все равно. Клиент заплатил и не ест? Имеет право, главное, что заплатил! Тут до Люпина дошли последние слова про «семнадцать лет назад», и он немного насторожился, ибо в тот год и в жизни Ремуса случилось… многое.

— Звали того мага Сириус Блэк, — сказал Мейнхард, и Ремус понял, что насторожился не зря. — Он помог моему брату, но брат не помог Сириусу, когда того заключили в Азкабан, и потом струсил, как он сам признался перед смертью, и не попробовал силой извлечь Блэка из тюрьмы.

— Вряд ли у него что-то получилось бы, — осторожно вставил реплику Ремус.

— Также Отто признался, что хотел подкупить стражей Азкабана, не дементоров, конечно, а тех, кто ими заправляет, чиновников из Министерства, чтобы те отпустили Сириуса, но вначале нужно было дождаться смерти Барти Крауча.

— Да, — невесело усмехнулся Ремус, — это было бы хорошее событие.

Покоя оборотням Барти не давал, так что среди них Крауча активно не любили. Да и не только среди оборотней, честно говоря, было даже несколько покушений на жизнь бессменного главы ДМП, но все они провалились с треском и грохотом, а главари отправились в Азкабан.

— Честно говоря, только теперь я понял, что подкосило брата — известие о смерти Сириуса Блэка в тюрьме, — задумчиво сказал Генрих, — после которого он слег и так уже и не смог подняться.

Люпин неопределенно махнул рукой. Вспоминать ту историю ему было неприятно, а куда гнет Мейнхард, он пока понять не мог. Не обвинять же Ремуса он приехал? Вообще, ходили слухи, что Сириус сразу погиб, едва в Азкабане оказался, но три года назад выяснилась правда. Правда, которая по прошествии стольких лет уже никого не взволновала, ибо если Темного Лорда еще помнили, то его слуг, посаженных в Азкабан, просто предали забвению.

— Поэтому Отто перед смертью завещал мне доставить вот это, — рука Генриха нырнула под мантию и тут же появилась обратно, но уже с украшением, — тем, кто помогал Сириусу и был ему дорог.

Ремус не отрываясь смотрел на огромный, очень огромный драгоценный камень в блестящей оправе, расположенный на подставке-ножке, словно яйцо. Дорогое такое яйцо, ибо, насколько ощущал Люпин, камень был не просто камнем, но еще и неким артефактом. Таким вполне можно было подкупить кого-нибудь из старших чиновников Министерства, если не самого министра, чтобы тот в одиночку решил «проблему Сириуса». Сириуса. Ремус устал от нищеты и забвения, так что сейчас жадность в нем боролась с осторожностью.

— Ого! — пока Ремус был занят борьбой, подкралась Дризелла.

Вот уж кто ни в чем не сомневался и жадно пожирал взглядом драгоценный камень. Ремус лишь вздохнул мысленно: Дризелла частенько его пилила за бедность и отсутствие перспектив. Оставалось только удивляться, как это она же когда-то казалась ему воплощением всех достоинств на земле. Или он тогда просто устал от одиночества?

— Простите, господин…

— Генрих, — махнул посетитель.

— … но мы слишком бедны, чтобы купить такую дорогую вещь, — Дризелла нервно потерла руки.

— Речь идет не о покупке, — покачал головой Мейнхард. — Я как раз рассказывал вашему мужу предысторию того, как у меня оказался этот камень и почему я пришел в эту таверну.

— Те, кто помогал Сириусу, и те, кто был ему дорог, — не обязательно одни и те же люди, — проворчал Ремус.

— Я уже понял, что в этой истории не все так просто, — кивнул Генрих, пряча камень под мантию.