Добавить в моё избранное
741 мин, 27 сек 14381
Хотя, для начала, меня придушит, — он подёргал за поводок, желая убедиться, что животное под контролем. Хотя рядом с таким зверем вряд ли хоть что-то может быть под контролем… если только ты сам при этом не зверь, вроде него.
Умка чихнул, легко спрыгнул на асфальт. Он тут же затравленно огляделся, принял выжидательную позу, потом зачем-то зарычал, но, так и не учуяв опасности, умолк, лишь изредка прислушиваясь к громыханиям засыпающего города. Не смотря на то, что над головой повис октябрь, было как-то по-летнему душно.
«Такое ощущение, что всевышний забыл про свой обогреватель и тот, почём зря, перерабатывает космос в затянувшееся лето».
Глеб вздохнул, потрепал пса по мускулистой шее.
— Это город, брат. Ничего, привыкнешь.
Умка снова вздохнул: а что делать? От прежней жизни не осталось и следа. Что ж, будем приспосабливаться. Данность тревожила, но одновременно и радовала.
Глеб прикоснулся к загривку пса: в большей степени, для собственной уверенности, нежели так искренне желая поддержать испуганное животное. Затем выдохнул и, не спеша, зашагал к подъезду, освещённому одинокой желтоватой лампочкой под козырьком.
За спиной крякнула сигналка, но ни человек, ни собака не обратили внимания. Обречённо мигнули фары, и машина окончательно умерла.
На чёрном небосводе блеснула падающая звезда.
Умка заворчал, косясь на бездну.
— Батюшки святы! — воскликнула консьержка, укрываясь газетой.
В своём маленьком, тесном закутке, больше походящем на газовую камеру, она напоминала осуждённого-смертника, судорожно пытающегося отмахнуться листком бумаги от удушливого иприта.
Глеб аккуратно придержал дверь — автоматический амортизатор барахлил, отчего массивная створка ужасающе грохала по железному косяку, приводя противную старушенцию в состояние крайнего бешенства. Глеб молниеносно осознал допущенную ошибку: поспешил переключить внимание на натянувшийся поводок и шарахнувшегося в сторону пса.
Умка скользил по кафелю, однако не понимал этого и продолжал упорно рваться к дрожащей старушке. Его разбирало любопытство — хотелось поскорее обнюхать нового человека и составить о нём первоначальное впечатление, ведь жить придётся бок о бок. Однако лапы то и дело разъезжались, отчего поведение собаки со стороны выглядело непредсказуемым.
Глеб дёрнул за поводок; пёс громко выдохнул и обиженно покосился на нового хозяина.
— Умка, место!
Консьержка выглянула из-за газеты, гнусаво прошепелявила, тыча в собаку артритной закорючкой, заменявшей ей указательный палец:
— Это что же за зверь-то такой? — Она брезгливо поморщилась и ещё сильнее вжалась в кафельную стену. — Никак одна из тех самых крыс, что в канализации до таких слоновьих размеров вырастают?
— Опять вы своей бульварщины начитались, Алла Борисовна, — Глеб попытался улыбнуться, но вышло как-то не очень.
Умка завилял хвостом, предлагая мир.
Глеб, пользуясь моментом, заспешил к лифту, но консьержка не желала так просто отставать:
— Эта «бульварщина» — как вы выразились» — намного беспристрастнее любой другой прессы, которую уже давно купили магнаты и олигархи! — Бабулька деловито вскинула «жёлтые» листы, пестрящие фотографиями полуголых девиц, и горделиво надулась, наподобие престарелого какаду, смакующего сочную дулю.
«Надо же, какие мы, оказывается, подкованные», — машинально подумал Глеб, стараясь сосредоточиться на таком далёком лифте.
Алла Борисовна реагировала на человеческий дух. Как самая настоящая нежить, от которой лучше держаться подальше. Иначе, чего доброго, собьет с пути истинного, уподобит себе, или и вовсе проглотит с потрохами!
Глеб потряс головой, силясь избавиться от надуманной мракобесии. Невольно покосился на притихшего у ног пса. Умка потерял к Алле Борисовне всяческий интерес — так же быстро, как и приобрёл, — и умилённо разглядывал то открывающиеся, то закрывающиеся двери флегматичного лифта.
— Надеюсь, вы в курсе, что все эти крысы-переростки, — Алла Борисовна содрогнулась от произнесённых слов, — почём зря жрут своих хозяев? Вы, вообще, новости по телевизору смотрите? Эти твари носы людям откусывают и руки-ноги отгрызают! — Старушенция принялась обмахиваться растрепавшимися от резкой жестикуляции листами газеты. — А потом ложатся, как ни в чём не бывало, у порога, и никого внутрь не пускают, чтобы помочь не смогли. Вот такая бестия у вас на поводке сидит.
Глеб на секунду опешил ото всего услышанного; тут же открыл было рот, в попытке что-либо возразить, однако Умка его опередил и издал злобный рык, адресованный Алле Борисовне, — достала, кочерга старая, честное слово!
— Вот-вот, — злорадно кивнула консьержка, будучи уверенной, что пёс на неё не кинется. — А я что говорю? Налицо буйная агрессия — это самый настоящий монстр и человекоубийца!
Умка чихнул, легко спрыгнул на асфальт. Он тут же затравленно огляделся, принял выжидательную позу, потом зачем-то зарычал, но, так и не учуяв опасности, умолк, лишь изредка прислушиваясь к громыханиям засыпающего города. Не смотря на то, что над головой повис октябрь, было как-то по-летнему душно.
«Такое ощущение, что всевышний забыл про свой обогреватель и тот, почём зря, перерабатывает космос в затянувшееся лето».
Глеб вздохнул, потрепал пса по мускулистой шее.
— Это город, брат. Ничего, привыкнешь.
Умка снова вздохнул: а что делать? От прежней жизни не осталось и следа. Что ж, будем приспосабливаться. Данность тревожила, но одновременно и радовала.
Глеб прикоснулся к загривку пса: в большей степени, для собственной уверенности, нежели так искренне желая поддержать испуганное животное. Затем выдохнул и, не спеша, зашагал к подъезду, освещённому одинокой желтоватой лампочкой под козырьком.
За спиной крякнула сигналка, но ни человек, ни собака не обратили внимания. Обречённо мигнули фары, и машина окончательно умерла.
На чёрном небосводе блеснула падающая звезда.
Умка заворчал, косясь на бездну.
— Батюшки святы! — воскликнула консьержка, укрываясь газетой.
В своём маленьком, тесном закутке, больше походящем на газовую камеру, она напоминала осуждённого-смертника, судорожно пытающегося отмахнуться листком бумаги от удушливого иприта.
Глеб аккуратно придержал дверь — автоматический амортизатор барахлил, отчего массивная створка ужасающе грохала по железному косяку, приводя противную старушенцию в состояние крайнего бешенства. Глеб молниеносно осознал допущенную ошибку: поспешил переключить внимание на натянувшийся поводок и шарахнувшегося в сторону пса.
Умка скользил по кафелю, однако не понимал этого и продолжал упорно рваться к дрожащей старушке. Его разбирало любопытство — хотелось поскорее обнюхать нового человека и составить о нём первоначальное впечатление, ведь жить придётся бок о бок. Однако лапы то и дело разъезжались, отчего поведение собаки со стороны выглядело непредсказуемым.
Глеб дёрнул за поводок; пёс громко выдохнул и обиженно покосился на нового хозяина.
— Умка, место!
Консьержка выглянула из-за газеты, гнусаво прошепелявила, тыча в собаку артритной закорючкой, заменявшей ей указательный палец:
— Это что же за зверь-то такой? — Она брезгливо поморщилась и ещё сильнее вжалась в кафельную стену. — Никак одна из тех самых крыс, что в канализации до таких слоновьих размеров вырастают?
— Опять вы своей бульварщины начитались, Алла Борисовна, — Глеб попытался улыбнуться, но вышло как-то не очень.
Умка завилял хвостом, предлагая мир.
Глеб, пользуясь моментом, заспешил к лифту, но консьержка не желала так просто отставать:
— Эта «бульварщина» — как вы выразились» — намного беспристрастнее любой другой прессы, которую уже давно купили магнаты и олигархи! — Бабулька деловито вскинула «жёлтые» листы, пестрящие фотографиями полуголых девиц, и горделиво надулась, наподобие престарелого какаду, смакующего сочную дулю.
«Надо же, какие мы, оказывается, подкованные», — машинально подумал Глеб, стараясь сосредоточиться на таком далёком лифте.
Алла Борисовна реагировала на человеческий дух. Как самая настоящая нежить, от которой лучше держаться подальше. Иначе, чего доброго, собьет с пути истинного, уподобит себе, или и вовсе проглотит с потрохами!
Глеб потряс головой, силясь избавиться от надуманной мракобесии. Невольно покосился на притихшего у ног пса. Умка потерял к Алле Борисовне всяческий интерес — так же быстро, как и приобрёл, — и умилённо разглядывал то открывающиеся, то закрывающиеся двери флегматичного лифта.
— Надеюсь, вы в курсе, что все эти крысы-переростки, — Алла Борисовна содрогнулась от произнесённых слов, — почём зря жрут своих хозяев? Вы, вообще, новости по телевизору смотрите? Эти твари носы людям откусывают и руки-ноги отгрызают! — Старушенция принялась обмахиваться растрепавшимися от резкой жестикуляции листами газеты. — А потом ложатся, как ни в чём не бывало, у порога, и никого внутрь не пускают, чтобы помочь не смогли. Вот такая бестия у вас на поводке сидит.
Глеб на секунду опешил ото всего услышанного; тут же открыл было рот, в попытке что-либо возразить, однако Умка его опередил и издал злобный рык, адресованный Алле Борисовне, — достала, кочерга старая, честное слово!
— Вот-вот, — злорадно кивнула консьержка, будучи уверенной, что пёс на неё не кинется. — А я что говорю? Налицо буйная агрессия — это самый настоящий монстр и человекоубийца!
Страница
4 из 220
4 из 220
