В лапах страха

— Дурило! — плаксивым тоном сказала девочка, силясь не разреветься по-настоящему. — Знаешь, что мне теперь от мамы будет? А папа вообще… — Бледное личико Лены исказила страшная гримаса, словно девочка мысленно нарисовала картину кровавой расправы над собой.

У Юрки эта гримаса вызвала странную ассоциацию с непроглядной тьмой, — Сверчок прострекотал, что это СМЕРТЬ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ!

— Так ты скажи, что это я во всём виноват, — Юрка потупил взор, осторожно прошмыгнул к раковине. — Пускай они меня поругают.

— И чего? — не унималась девочка. — Ну, поругают они тебя тут, при всех, а дома всё равно мне всыпят!

— Как это? — Юрка старательно отскребал с казённой салфетки суп, перемешанный с желудочным соком; от раковины распространялся сдобный аромат лука и капусты.

— А так: ремень возьмут и отстегают!

— Ремнём?

— А то чем же! — Лена смахнула первую слезу. — А тебя разве не так папа воспитывает?

Юрка решительно замотал головой: конечно не так!

Совершенно спонтанно мальчик вспомнил слова мамы на счёт того, что ему ещё повезло с родителями. Живи он в семье Целовальниковых, всё было бы иначе. В плане воспитания и наказаний за казалось бы безобидные шалости… А началось всё с того, что Юрка что-то там натворил, а когда его стали отчитывать, попытался надуться, словно озорство не стоило того, чтобы за него ещё и нотации выслушивать. А мама в тот вечер была непреклонна. Более того, принялась, по обыкновению, запугивать: вот будь Целовальников-старший его папочкой, непременно бы показал непутёвому сынку, где раки зимуют! Чтобы впредь неповадно было безобразничать. Тот тон, каким мама всё это озвучила, совсем не понравился нашкодившему Юрке. А уж представить какого-то там Целовальникова-старшего в роли родного папы, да в придачу, чтобы тот показал ему, где раки зимуют, он и вовсе не мог. Что это, вообще, за раки такие? Очередная страшилка для пугливых детишек, вроде него самого, или бяка куда пострашнее?

Сейчас, находясь в туалете, у раковины, Юрка прекрасно понял, кто такой Целовальников-старший, и что подразумевается под этими самыми, зимующими не пойми где раками.

В голове одобрительно затренькали, отчего Юрка, сам того не желая, улыбнулся.

— Повезло тебе, — констатировала из-за спины Лена, про которую Юрка невольно забыл. — И чего, тебя вообще не трогают?

— Не-а, — вновь замотал головой Юрка, радуясь тому, как здорово он блеснул сообразительностью перед Сверчком.

— Хорошо тебе, наверное, живётся…

— Да не очень.

— Но ведь сам же сказал, что не бьют.

— Родители — нет, — Юрка тщательно отжал салфетку и на глаз оценил проделанную работу. — На меня сестра охотится.

— Сестра? — не поверила Лена. — Охотится?

— Ага, — кивнул Юрка; он обречённо вздохнул и принялся оттирать личико.

— Врёшь. А сколько ей лет?

— Двенадцать, — поразмыслив, ответил Юрка, с благоговением прислушиваясь к стремительно нарастающему внутри головы гулу — Сверчок сегодня был явно доволен им. — Двенадцать с половиной! — воодушевился мальчик. — Скоро уже тринадцать будет.

— Аааа, — кивнула Лена. — Да, такая может.

— Откуда ты знаешь?

— Папа рассказывал, — медленно, будто что-то припоминая, ответила Лена.

— А он откуда знает?

Девочка замялась.

Юрка выковырнул из ноздри порядочный ломоть картошки и тут же брезгливо бросил в раковину. Вот так он и ел: практически не пережёвывая, силясь скорее протолкнуть неугодную пищу в желудок — там-то с ней запросто управятся! Жаль, сегодня не вышло.

— Не бойся, я никому не расскажу, — честно признался Юрка, с серьёзным видом изучая пятна на одежде.

— Я и не боюсь: просто слово вспомнить не могу — странное оно какое-то…

Юрка призадумался: он тоже знал много взрослых слов, которые казались ему странными и непонятными. Один СПИНОГРЫЗ чего стоил! Буковка «С» походила на серпик умирающей Луны. В страшных мультиках, как правило, на его верхнее остриё натягивают малиновый колпак с помпончиком, из-под которого таращится зловещий глаз, а нижний — хищно шныряет из стороны в сторону, выискивая, кого бы можно подцепить крючком за шиворот, чтобы утащить в своё логово за небесным горизонтом, откуда невозможно бежать. Если никто не попадался, месяц замирал на месте и устрашающе вращал единственным глазом, стараясь уловить взор сидящего у телеэкрана малыша… Затем чудовище вздрагивало, напрягалось и переламывалось в нижней трети, порождая на свет — точнее в ночи! — уродливый рот. В разные стороны летела серебристая крошка, а из пасти нарастал свирепый голодный рык, от которого замирало сердце, а ноги становились ватными, не способными унести тело прочь от рокочущего телевизора.

После того принеприятнейшего случая, Юрка зарёкся больше не подглядывать, что же там такого интересного смотрят родители, когда они со Светкой, якобы, уже спят.