Добавить в моё избранное
22 мин, 19 сек 18903
— Никаких происшествий. Не удивительно, что наши шлемы придумали и начали сажать нас, светострелков, в корабли только тогда, когда начали переходить в плоскоту и двинулись за пределы системы. А вообще-то не так уж плохо, наверно, жилось в древние времена. Переходить в плоскоту не было надобности. Не нужно было отправляться к звёздам, чтобы заработать себе на жизнь. Не нужно было увёртываться от Крыс, участвовать в Игре. Светострелков не было, потому что в них не было необходимости — правда, Вудли?— Угу, — буркнул тот.
Вудли было двадцать шесть лет, и через год он должен был уйти в отставку. Он уже присмотрел для себя ферму. За спиной у него было десять лет этой трудной работы, и его считали одним из лучших. Он не слишком задумывался о работе, честно, не жалея себя, отдавал вое силы, а в перерывах не вспоминал о ней до тех пор, пока не нужен был снова.
Вудли никогда не добивался расположения Партнёров; может быть, поэтому никто из Партнёров расположения к нему и не испытывал. Некоторые из них прямо-таки терпеть его не могли. Его даже подозревали в том, что временами он плохо думает о Партнёрах, но, поскольку ни один из Партнёров ни разу не придал своей мысленной жалобе необходимую членораздельность, светострелки и Творцы величия человечества не предъявляли к нему претензий.
Андерхилла до сих пор всё не покидало изумление перед собственной профессией. Она постоянно занимала его мысли, и сейчас он с воодушевлением опять говорил об их работе:
— Что происходит с нами в плоскоте, как по-твоему? Это похоже на смерть? Сам ты видел кого-нибудь, из кого вырвана душа?
— Вырванная душа — это не более, чем оборот речи, — ответил Вудли. До сих пор никто ещё познает точно, есть у нас душа или нет. Но кое-что я однажды видел. Видел, что было с Догвудом. Из него вышло что-то странное, мокрое и будто клейкое на вид — и знаешь, что они сделали с Догвудом? Увели наверх, в ту часть больницы, в которую нас с тобой никогда не клали, туда, куда отправляют тех, на кого напал в верходали крысодракон и кто всё-таки остался жив.
Вудли сел, взял в рот то, что древние называли «трубкой», и зажёг в ней нечто, называемое табаком. Довольно-таки противная привычка, но когда Вудли это делал, он выглядел смелым и уверенным.
— Послушай, что я скажу тебе, юноша. Тебе не нужно ни о чём этом тревожиться. Работать светострелком становится всё легче. Лучше становятся Партнёры. Я видел, как они убили двух крысодраконов за какие-нибудь полторы миллисекунды. Пока светострелки работали одни, без Партнёров, всегда была вероятность, что мы не успеем убить крысодракона достаточно быстро и не защитим свой перешедший в плоскоту корабль — ведь меньше чем за четыреста миллисекунд человеческому мозгу здесь не управиться. Партнёры изменили всё. Они опережают крысодраконов. И будут опережать всегда. Знаю — не очень-то легко бывает, когда допускаешь Партнёра к себе в сознание.
— А разве им легко, когда они допускают нас? — сказал Андерхилл.
— О них не беспокойся. Они не люди. Они пусть заботятся о себе сами. Я только знаю, что от неосторожного обращения с Партнёрами нас спятило больше, чем от крысодраконов. А вообще говоря, сам ты много знаешь таких, кто бы пострадал от крысодраконов?
Андерхилл посмотрел на свои пальцы, одни зелёные, а другие лиловые в резком свете, исходящем от включённого шлема, и стал на них считать. Большой палец — «Андромеда», пропавшая без вести со всем экипажем и пассажирами; указательный и средний — «Платформа-43» и «Платформа-56», на которых все до единого мужчины, женщины и дети оказались мёртвыми или безумными, а шлемы светострелков была пережжены. Безымянный, мизинец, большой палец другой руки — первые три военных корабля, чьи экипажи стали жертвами крысодраконов, стали уже тогда, когда люди поняли: откуда-то со дна пространства появляется, чтобы нанести смертельный удар, что-то непредсказуемое и злое.
При переходе в плоскоту ощущение было немного странное. Такое, будто…
Будто ничего особенного не произошло.
Будто тебя совсем-совсем слабо ударило током.
Будто, кусая, ты почувствовал боль в зубе.
Будто перед глазами у тебя вспыхнул очень яркий свет.
И однако за это мгновение сорокатысячетонный корабль, поднимавшийся над Землёй, исчезал, переходя каким-то образом в два измерения, и появлялся вновь в половине светового года или в пятидесяти световых годах от места исчезновения.
Только-только ты сидел в боевом отсеке, шлем включён и работает, и в голове у тебя, как часовой механизм, тикала вместившаяся в неё целиком вся солнечная система. То ли за секунду, то ли за год (он не мог бы сказать, за сколько именно) сквозь тебя пробегает что-то вроде разряда — и вот ты уже в верходали, в леденящих душу пространствах между звёзд, где сами эти звёзды ощущаются, как маленькие бугорки на внутренней стороне сферы твоего телепатического восприятия, а планеты не ощущаются вообще.
Вудли было двадцать шесть лет, и через год он должен был уйти в отставку. Он уже присмотрел для себя ферму. За спиной у него было десять лет этой трудной работы, и его считали одним из лучших. Он не слишком задумывался о работе, честно, не жалея себя, отдавал вое силы, а в перерывах не вспоминал о ней до тех пор, пока не нужен был снова.
Вудли никогда не добивался расположения Партнёров; может быть, поэтому никто из Партнёров расположения к нему и не испытывал. Некоторые из них прямо-таки терпеть его не могли. Его даже подозревали в том, что временами он плохо думает о Партнёрах, но, поскольку ни один из Партнёров ни разу не придал своей мысленной жалобе необходимую членораздельность, светострелки и Творцы величия человечества не предъявляли к нему претензий.
Андерхилла до сих пор всё не покидало изумление перед собственной профессией. Она постоянно занимала его мысли, и сейчас он с воодушевлением опять говорил об их работе:
— Что происходит с нами в плоскоте, как по-твоему? Это похоже на смерть? Сам ты видел кого-нибудь, из кого вырвана душа?
— Вырванная душа — это не более, чем оборот речи, — ответил Вудли. До сих пор никто ещё познает точно, есть у нас душа или нет. Но кое-что я однажды видел. Видел, что было с Догвудом. Из него вышло что-то странное, мокрое и будто клейкое на вид — и знаешь, что они сделали с Догвудом? Увели наверх, в ту часть больницы, в которую нас с тобой никогда не клали, туда, куда отправляют тех, на кого напал в верходали крысодракон и кто всё-таки остался жив.
Вудли сел, взял в рот то, что древние называли «трубкой», и зажёг в ней нечто, называемое табаком. Довольно-таки противная привычка, но когда Вудли это делал, он выглядел смелым и уверенным.
— Послушай, что я скажу тебе, юноша. Тебе не нужно ни о чём этом тревожиться. Работать светострелком становится всё легче. Лучше становятся Партнёры. Я видел, как они убили двух крысодраконов за какие-нибудь полторы миллисекунды. Пока светострелки работали одни, без Партнёров, всегда была вероятность, что мы не успеем убить крысодракона достаточно быстро и не защитим свой перешедший в плоскоту корабль — ведь меньше чем за четыреста миллисекунд человеческому мозгу здесь не управиться. Партнёры изменили всё. Они опережают крысодраконов. И будут опережать всегда. Знаю — не очень-то легко бывает, когда допускаешь Партнёра к себе в сознание.
— А разве им легко, когда они допускают нас? — сказал Андерхилл.
— О них не беспокойся. Они не люди. Они пусть заботятся о себе сами. Я только знаю, что от неосторожного обращения с Партнёрами нас спятило больше, чем от крысодраконов. А вообще говоря, сам ты много знаешь таких, кто бы пострадал от крысодраконов?
Андерхилл посмотрел на свои пальцы, одни зелёные, а другие лиловые в резком свете, исходящем от включённого шлема, и стал на них считать. Большой палец — «Андромеда», пропавшая без вести со всем экипажем и пассажирами; указательный и средний — «Платформа-43» и «Платформа-56», на которых все до единого мужчины, женщины и дети оказались мёртвыми или безумными, а шлемы светострелков была пережжены. Безымянный, мизинец, большой палец другой руки — первые три военных корабля, чьи экипажи стали жертвами крысодраконов, стали уже тогда, когда люди поняли: откуда-то со дна пространства появляется, чтобы нанести смертельный удар, что-то непредсказуемое и злое.
При переходе в плоскоту ощущение было немного странное. Такое, будто…
Будто ничего особенного не произошло.
Будто тебя совсем-совсем слабо ударило током.
Будто, кусая, ты почувствовал боль в зубе.
Будто перед глазами у тебя вспыхнул очень яркий свет.
И однако за это мгновение сорокатысячетонный корабль, поднимавшийся над Землёй, исчезал, переходя каким-то образом в два измерения, и появлялся вновь в половине светового года или в пятидесяти световых годах от места исчезновения.
Только-только ты сидел в боевом отсеке, шлем включён и работает, и в голове у тебя, как часовой механизм, тикала вместившаяся в неё целиком вся солнечная система. То ли за секунду, то ли за год (он не мог бы сказать, за сколько именно) сквозь тебя пробегает что-то вроде разряда — и вот ты уже в верходали, в леденящих душу пространствах между звёзд, где сами эти звёзды ощущаются, как маленькие бугорки на внутренней стороне сферы твоего телепатического восприятия, а планеты не ощущаются вообще.
Страница
2 из 7
2 из 7
