Дорожка шла между старыми дачами. День был тёплый и солнечный. Мы гуляли и беседовали. Увидев заросшую травой тропинку, по которой, наверное, давно уже никто не ходил, я предложила свернуть на неё и посмотреть, куда она нас приведёт.
Добавить в моё избранное
10 мин, 51 сек 16740
Ну и вот все, тутачки. Лежат». И старуха громко засмеялась, ласково поглаживая невысокий холмик.
Мой спутник легонько толкнул меня в бок: «Она… это… того… уходим». Мы медленно развернулись и, не говоря ни слова, пошли прочь от этой безумной старухи, но, пройдя несколько шагов, поняли, что не знаем, куда идти. Где дорога? Кругом одни могилы. За спиной раздался смех.
Мы побежали, но ноги были словно ватными. Я каким-то непонятным образом знала: это сосны забрали у меня всю энергию. Они, качая верхушками на фоне серого неба, радуются, угрожают. В лицо полетели мелкие соринки и острые капли редкого дождя. Резкий ветер принёс новую порцию пыли. Мы закашлялись. Глаза слезились. Мы шли, натыкаясь ладонями на острые верхушки кованых оград, пытаясь найти выход.
Вдруг из кучи хлама, сваленной в дальнем углу кладбищенского забора, отделилось коричнево-бежевое пятно. Когда мне наконец удалось раскрыть глаза, я поняла, что стремительно приближавшееся пятно — это старое кресло. Но только внешне это был предмет мебели: своими повадками кресло походило, скорее, на разъярённого быка. Оно рыло сухой песок деревянной ножкой, а откуда-то изнутри вырывались скрипучие струи выдыхаемого пружинами воздуха, смешанного с мелкими остатками старой набивки. Я даже не успела удивиться, а кресло уже, подпрыгивая, налетело на меня, сбило с ног, и я, получив удар в живот, упала на колени. В следующую минуту оно подхватило меня, крепко зажав подлокотниками, и понесло по воздуху вверх. Только увидев верхушки сосен, я поняла, что меня сейчас сбросят. Отчаянно вцепившись в обивку, я закричала. Но кресло бешено затряслось, заметалось из стороны в сторону, порыв ветра бросил мне в лицо песок — я не удержалась и полетела вниз. Ветки образовали нечто вроде батута и отпружинили меня. Казалось, будто это длилось целый час, но на самом деле летала таким образом я минут пять. Потом больно свалилась на асфальт. Не помню, как хватило сил подняться, но, оглянувшись, я увидела ту самую дорогу, по которой пришла, и впереди — ворота. Забыв про всё на свете, я рванулась к выходу. Калитка была заперта. Пока перелезала через забор, кресло ударило меня в спину ещё раза два, а потом я свалилась за ограду и что есть мочи побежала прочь от этого места.
Пройдя несколько метров, я увидела впереди автобус с надписью «служебный». Поняв, что двери его вот-вот закроются, я как могла быстро пошла, прихрамывая и размахивая руками. Наверное, единственное, что не дало водителю закрыть двери и нажать на газ — это оцепенение от шока. Не знаю, что они подумали, но я молча вскарабкалась по двум грязным ступеням и села на единственное свободное место. Двери закрылись, автобус медленно поехал. Я уставилась в окно.
Через некоторое время автобус начал притормаживать. Когда он остановился, меня охватил страх. «Что-то не так», — сказал сидевший рядом мужчина. Я подняла заплаканные глаза и огляделась вокруг: в автобусе были только пожилые люди, только двоим — моему соседу и водителю — было около сорока лет. Какой-то старик кашлянул и негромко гаркнул: «В чём дело? Когда уже поедем?» Тут в дверь со стороны водителя постучали. Он посмотрел в окно и молча нажал кнопку — открылась задняя дверь. Кто-то медленно обошёл весь автобус. Я слышала каждый его тяжелый шаг. Потом автобус наклонился вправо, скрипнул. Крепко вцепившись в сидение, я продолжала настойчиво смотреть в окно, в одну точку, боясь пошевелиться. Обернуться не было сил: я знала, что пришли за мной. «Не бойся», — сказал мне с улыбкой сосед — крепкий голубоглазый мужчина с небритым лицом. В эту минуту за моей спиной раздался громкий голос: «А это что такое?». Сосед нехотя поднялся со своего места. «Она со мной». После продолжительного молчания он сел, а раздражённый голос незнакомца приказал водителю завести мотор. В полном безмолвии мы проехали минут пять. Затем автобус притормозил, и незнакомец вышел. Только тогда оцепенение, охватившее меня, исчезло, и я обернулась назад. Оглянувшись, я увидела широкие спины двух полных мужчин в синей форме, остановившихся на том месте, куда их высадил водитель автобуса, чтобы закурить. Один из них мгновенно повернулся и посмотрел прямо на меня. Я вскрикнула от испуга: вместо глаз у этого человека были чёрные дыры, нижняя челюсть свисала почти до уровня плеч и от резкого движения всё ещё болталась на рваной серой коже.
«Отвернись», — сказал мне детский голос. Я повернулась. Рядом сидел всё тот же голубоглазый мужчина с бледной кожей. «Они не любят, когда на них так пристально смотрят», — сказал он мне, улыбаясь. Тут я наконец-то рассмотрела его: крепкий, с привлекательными чертами лица, на левой щеке глубокий шрам с ровными красными краями. Как будто прочитав мои мысли, он негромко произнёс: «Это от мамы», и небрежно провёл большим пальцем по всей длине шрама: от скулы к углу верхней губы. Больше он мне ничего не сказал.
Через некоторое время автобус снова остановился, съехал на обочину.
Мой спутник легонько толкнул меня в бок: «Она… это… того… уходим». Мы медленно развернулись и, не говоря ни слова, пошли прочь от этой безумной старухи, но, пройдя несколько шагов, поняли, что не знаем, куда идти. Где дорога? Кругом одни могилы. За спиной раздался смех.
Мы побежали, но ноги были словно ватными. Я каким-то непонятным образом знала: это сосны забрали у меня всю энергию. Они, качая верхушками на фоне серого неба, радуются, угрожают. В лицо полетели мелкие соринки и острые капли редкого дождя. Резкий ветер принёс новую порцию пыли. Мы закашлялись. Глаза слезились. Мы шли, натыкаясь ладонями на острые верхушки кованых оград, пытаясь найти выход.
Вдруг из кучи хлама, сваленной в дальнем углу кладбищенского забора, отделилось коричнево-бежевое пятно. Когда мне наконец удалось раскрыть глаза, я поняла, что стремительно приближавшееся пятно — это старое кресло. Но только внешне это был предмет мебели: своими повадками кресло походило, скорее, на разъярённого быка. Оно рыло сухой песок деревянной ножкой, а откуда-то изнутри вырывались скрипучие струи выдыхаемого пружинами воздуха, смешанного с мелкими остатками старой набивки. Я даже не успела удивиться, а кресло уже, подпрыгивая, налетело на меня, сбило с ног, и я, получив удар в живот, упала на колени. В следующую минуту оно подхватило меня, крепко зажав подлокотниками, и понесло по воздуху вверх. Только увидев верхушки сосен, я поняла, что меня сейчас сбросят. Отчаянно вцепившись в обивку, я закричала. Но кресло бешено затряслось, заметалось из стороны в сторону, порыв ветра бросил мне в лицо песок — я не удержалась и полетела вниз. Ветки образовали нечто вроде батута и отпружинили меня. Казалось, будто это длилось целый час, но на самом деле летала таким образом я минут пять. Потом больно свалилась на асфальт. Не помню, как хватило сил подняться, но, оглянувшись, я увидела ту самую дорогу, по которой пришла, и впереди — ворота. Забыв про всё на свете, я рванулась к выходу. Калитка была заперта. Пока перелезала через забор, кресло ударило меня в спину ещё раза два, а потом я свалилась за ограду и что есть мочи побежала прочь от этого места.
Пройдя несколько метров, я увидела впереди автобус с надписью «служебный». Поняв, что двери его вот-вот закроются, я как могла быстро пошла, прихрамывая и размахивая руками. Наверное, единственное, что не дало водителю закрыть двери и нажать на газ — это оцепенение от шока. Не знаю, что они подумали, но я молча вскарабкалась по двум грязным ступеням и села на единственное свободное место. Двери закрылись, автобус медленно поехал. Я уставилась в окно.
Через некоторое время автобус начал притормаживать. Когда он остановился, меня охватил страх. «Что-то не так», — сказал сидевший рядом мужчина. Я подняла заплаканные глаза и огляделась вокруг: в автобусе были только пожилые люди, только двоим — моему соседу и водителю — было около сорока лет. Какой-то старик кашлянул и негромко гаркнул: «В чём дело? Когда уже поедем?» Тут в дверь со стороны водителя постучали. Он посмотрел в окно и молча нажал кнопку — открылась задняя дверь. Кто-то медленно обошёл весь автобус. Я слышала каждый его тяжелый шаг. Потом автобус наклонился вправо, скрипнул. Крепко вцепившись в сидение, я продолжала настойчиво смотреть в окно, в одну точку, боясь пошевелиться. Обернуться не было сил: я знала, что пришли за мной. «Не бойся», — сказал мне с улыбкой сосед — крепкий голубоглазый мужчина с небритым лицом. В эту минуту за моей спиной раздался громкий голос: «А это что такое?». Сосед нехотя поднялся со своего места. «Она со мной». После продолжительного молчания он сел, а раздражённый голос незнакомца приказал водителю завести мотор. В полном безмолвии мы проехали минут пять. Затем автобус притормозил, и незнакомец вышел. Только тогда оцепенение, охватившее меня, исчезло, и я обернулась назад. Оглянувшись, я увидела широкие спины двух полных мужчин в синей форме, остановившихся на том месте, куда их высадил водитель автобуса, чтобы закурить. Один из них мгновенно повернулся и посмотрел прямо на меня. Я вскрикнула от испуга: вместо глаз у этого человека были чёрные дыры, нижняя челюсть свисала почти до уровня плеч и от резкого движения всё ещё болталась на рваной серой коже.
«Отвернись», — сказал мне детский голос. Я повернулась. Рядом сидел всё тот же голубоглазый мужчина с бледной кожей. «Они не любят, когда на них так пристально смотрят», — сказал он мне, улыбаясь. Тут я наконец-то рассмотрела его: крепкий, с привлекательными чертами лица, на левой щеке глубокий шрам с ровными красными краями. Как будто прочитав мои мысли, он негромко произнёс: «Это от мамы», и небрежно провёл большим пальцем по всей длине шрама: от скулы к углу верхней губы. Больше он мне ничего не сказал.
Через некоторое время автобус снова остановился, съехал на обочину.
