Добавить в моё избранное
152 мин, 37 сек 6156
Самым интересным был вид агонии при удушении, а именно—подергивания тела, предсмертные конвульсии, хрипы, безликое выражение лица, остановившиеся, смотрящие в одну точку глаза, вывалившийся язык, непроизвольный акт дефекации и мочеиспускания.
При расчленении тел возбуждение возникало при виде внутренностей (какой-либо связи между внутренностями животных и людей не усматривал). При их созерцании возникали «психологическая разрядка», «возбуждение», «эмоциональный подъем», «радостное состояние», нередко заканчивающиеся мастурбацией с семяизвержением. Так, сообщает, что совершив одно из первых убийств, с целью «продлить удовольствие» взял половые органы мальчика с собой, законсервировал их в растворе поваренной соли и в течение нескольких дней, рассматривая половые органы, был «поглощен» воспоминаниями о жертве. Созерцания внутренних органов одного человека хватало на момент одного убийства: по завершении убийства и расчленения трупа «появлялось ощущение пресыщенности».
В последующем, до появления трупного запаха, постоянно возвращался в подвал для «поддержания», «успокоения». Совершая акты мастурбации, вспоминал подростков, «их пытку», рассматривал предметы, взятые у них. Утверждает, что всегда преследовал цель продлить время состояния «психологической разрядки, покоя». Чем быстрее завершал казнь, тем скорее проходило ощущение удовлетворенности. При первых убийствах подобное состояние удовлетворенности держалось около недели, при последних — один день. Такое состояние было именно «внутри», выражалось в «приподнятом настроении», чувстве «выполненного долга». Исчезало оно постепенно, а затем появлялись (вновь и вновь) мысли, что сделал что-то не так, чего-то не доделал и т. п. Никогда не возникало полной уверенности, что все сделал именно так, как хотел. Идеальным акт насилия был только в воображении.
Чтобы острее прочувствовать мучения подростков, пытался разнообразить свои действия, например, привязывал веревку к их половому члену, однако в последующем отказался от этого: наибольшее наслаждение доставляла не боль, возникавшая у жертв в момент «пыток», а «страдальческое, мученическое» выражение лица, их стоны, «способность к терпению боли». Важно было «обозначить действия, увидеть их». Чем терпеливее оказывались мальчики, тем он их дольше мучил, истязал, испытывая при этом «особое наслаждение». С целью испытать ощущения, возникавшие у подростков, однажды, уже перед последним убийством, привязал к своему половому члену веревку и стал тянуть ее с большой силой. В этот момент, представляя страдания мальчиков, а также свои собственные мучения, при возникновении боли неожиданно, спонтанно ощутил «психологический подъем», «разрядку», по интенсивности почти такую же, как в момент агонирования жертв.
С каждым последующим убийством нарастала потребность в «эксперименте», «жажда новых ощущений». Накануне каждого убийства представлял и придумывал разнообразные формы «пыток». Появилось желание подавлять жертвы «морально». Привлекало то, что «своей властью разрушаю детскую дружбу», заставляя детей вешать друг друга. Возникающее при этом ощущение власти выражалось в «возвышенных чувствах», «электрическом разряде», «самоутверждении», удовлетворении от того, что подростки полностью ему подчинены. Доставляла удовольствие перемена отношений между детьми в период гибели: отсутствие героизма, борьбы друг за друга, предательство. Вспоминая прочитанные в детстве книги, делал вывод, что людям не свойствен героизм: «когда речь шла о собственной жизни, мальчики легко подставляли товарищей».
Спустя несколько дней, при воспоминании о происшедшем, прибегал к акту мастурбации, после чего наступало «физическое и психологическое удовлетворение». На душе появлялось облегчение, чувство «покоя», настроение приближалось к «радостному». Поясняет, что трупы выносил из гаража спустя 2-3 дня, специально медлил, с целью «продлить наслаждение», так как при созерцании частей от трупов возникало ощущение «покоя». Когда выезжал на места захоронения трупов со следствием, вновь испытывал «ностальгические ощущения». Подчеркивает, что после первых убийств у него не было конфликта с собой, каких-либо переживаний, борьбы мотивов, «все было как бы само собой разумеющимся».
Промежуток времени между убийствами со временем уменьшался, желание возникало все чаще, а поиски жертвы стали постоянными. Отрицает активные оральные гомосексуальные акты, так как считает для себя это унизительным. С некоторым удивлением воспринимает возможность оценки своих действий как гомосексуальных, к которым всегда относился с предубеждением. Собственную активность никогда не воспринимал подобным образом, поскольку анальными актами только подчеркивал свою власть над жертвами, зная, что они «всегда погибнут».
Рассказывает о совершенных правонарушениях достаточно подробно, вспоминает, что когда его задержали был очень напуган, но спустя несколько дней испуг сменился чувством «облегчения», «свободы», «наконец-то все закончилось» и больше никогда не повторится.
При расчленении тел возбуждение возникало при виде внутренностей (какой-либо связи между внутренностями животных и людей не усматривал). При их созерцании возникали «психологическая разрядка», «возбуждение», «эмоциональный подъем», «радостное состояние», нередко заканчивающиеся мастурбацией с семяизвержением. Так, сообщает, что совершив одно из первых убийств, с целью «продлить удовольствие» взял половые органы мальчика с собой, законсервировал их в растворе поваренной соли и в течение нескольких дней, рассматривая половые органы, был «поглощен» воспоминаниями о жертве. Созерцания внутренних органов одного человека хватало на момент одного убийства: по завершении убийства и расчленения трупа «появлялось ощущение пресыщенности».
В последующем, до появления трупного запаха, постоянно возвращался в подвал для «поддержания», «успокоения». Совершая акты мастурбации, вспоминал подростков, «их пытку», рассматривал предметы, взятые у них. Утверждает, что всегда преследовал цель продлить время состояния «психологической разрядки, покоя». Чем быстрее завершал казнь, тем скорее проходило ощущение удовлетворенности. При первых убийствах подобное состояние удовлетворенности держалось около недели, при последних — один день. Такое состояние было именно «внутри», выражалось в «приподнятом настроении», чувстве «выполненного долга». Исчезало оно постепенно, а затем появлялись (вновь и вновь) мысли, что сделал что-то не так, чего-то не доделал и т. п. Никогда не возникало полной уверенности, что все сделал именно так, как хотел. Идеальным акт насилия был только в воображении.
Чтобы острее прочувствовать мучения подростков, пытался разнообразить свои действия, например, привязывал веревку к их половому члену, однако в последующем отказался от этого: наибольшее наслаждение доставляла не боль, возникавшая у жертв в момент «пыток», а «страдальческое, мученическое» выражение лица, их стоны, «способность к терпению боли». Важно было «обозначить действия, увидеть их». Чем терпеливее оказывались мальчики, тем он их дольше мучил, истязал, испытывая при этом «особое наслаждение». С целью испытать ощущения, возникавшие у подростков, однажды, уже перед последним убийством, привязал к своему половому члену веревку и стал тянуть ее с большой силой. В этот момент, представляя страдания мальчиков, а также свои собственные мучения, при возникновении боли неожиданно, спонтанно ощутил «психологический подъем», «разрядку», по интенсивности почти такую же, как в момент агонирования жертв.
С каждым последующим убийством нарастала потребность в «эксперименте», «жажда новых ощущений». Накануне каждого убийства представлял и придумывал разнообразные формы «пыток». Появилось желание подавлять жертвы «морально». Привлекало то, что «своей властью разрушаю детскую дружбу», заставляя детей вешать друг друга. Возникающее при этом ощущение власти выражалось в «возвышенных чувствах», «электрическом разряде», «самоутверждении», удовлетворении от того, что подростки полностью ему подчинены. Доставляла удовольствие перемена отношений между детьми в период гибели: отсутствие героизма, борьбы друг за друга, предательство. Вспоминая прочитанные в детстве книги, делал вывод, что людям не свойствен героизм: «когда речь шла о собственной жизни, мальчики легко подставляли товарищей».
Спустя несколько дней, при воспоминании о происшедшем, прибегал к акту мастурбации, после чего наступало «физическое и психологическое удовлетворение». На душе появлялось облегчение, чувство «покоя», настроение приближалось к «радостному». Поясняет, что трупы выносил из гаража спустя 2-3 дня, специально медлил, с целью «продлить наслаждение», так как при созерцании частей от трупов возникало ощущение «покоя». Когда выезжал на места захоронения трупов со следствием, вновь испытывал «ностальгические ощущения». Подчеркивает, что после первых убийств у него не было конфликта с собой, каких-либо переживаний, борьбы мотивов, «все было как бы само собой разумеющимся».
Промежуток времени между убийствами со временем уменьшался, желание возникало все чаще, а поиски жертвы стали постоянными. Отрицает активные оральные гомосексуальные акты, так как считает для себя это унизительным. С некоторым удивлением воспринимает возможность оценки своих действий как гомосексуальных, к которым всегда относился с предубеждением. Собственную активность никогда не воспринимал подобным образом, поскольку анальными актами только подчеркивал свою власть над жертвами, зная, что они «всегда погибнут».
Рассказывает о совершенных правонарушениях достаточно подробно, вспоминает, что когда его задержали был очень напуган, но спустя несколько дней испуг сменился чувством «облегчения», «свободы», «наконец-то все закончилось» и больше никогда не повторится.
Страница
12 из 47
12 из 47
