Книжник вышел за пределы Храма. Впервые за несколько недель, показавшихся ему Вечностью. Что, отчасти, соответствовало истине.
Добавить в моё избранное
27 мин, 27 сек 5397
Ржание коня, подошедшего совсем близко, прервало раздумья Ибн-Хазреда. В седле была женщина в красных шароварах и такой же, шёлковой рубахе. Синий платок, обмотанный вокруг головы, скрывал её лицо почти полностью. «Неужели мусульманка?» — только и успел подумать книжник, как услышал за спиной голос Йаху-Хотеп: «Рада приветить тебя, Анх-Нофрет, достойнейшая Стражница! Какие вести ты привезла из далёкого Багдада?»
Добрые, — Анх-Нофрет спешилась, покосившись на книжника. Для Йаху-Хотеп её взгляда было довольно:
Можешь говорить при нём, достойнейшая! Я, как Старшая Стражница Храма приютила этого почтенного человека. Рен его Ибн-Хазред, он почтенный мудрец и книжник, прибывший к нам только за знаниями, — Стражница простёрла книжнику руку, — раз вести добрые, — продолжила Йаху-Хотеп, — значит Багдадский Халифат не пойдёт войной против Каира и Константинополиса?
Сейчас многочисленные наследники делят его трон, а сам халиф, как я слышала, умер от желтухи, промучившись три дня.
У тебя были хорошие учителя, могла бы выбрать яд из более надёжных, действующих дольше, и не столь очевидных, — Йаху-Хотеп улыбнулась, — не нужно забывать, что у халифа много отменных врачевателей при дворе.
Слишком много. Халиф был ещё жив, когда кто-то из этих псов определил яд северного гриба, от которого нет спасения. Но я не теряла времени, равно, как не жалела золота на коней, — Анх-Нофрет вздохнула, вспоминая недавно пережитое, — и всё же, насколько ты уверена в нём? — она указала ладонью на Аль-Хазреда.
Как в тебе, достойнейшая. Или в Пер-Ен-Маате. Или в себе самой! — Йаху-Хотеп всё же повысила голос, тут же смягчившись, — иди, отдохни с дороги, к тому же, ты, наверно, голодна?
Книжник поклонился Стражницам и удалился в свои покои. Сколько ещё непознанного таят в себе свитки Храма! Ибн-Хазред схватил недочитанный свиток, но тот выскользнул у него из руки. Страх… Теперь он знает слишком многое не только о высших силах и тварях запредельности, но и деяниях смертных, близких к тронам этого мира. Он боялся Стражницы, прибывшей сегодня. Во-первых, она явно не доверяла чужаку, да ещё из покорных. Во-вторых… Пусть и свершила она сие во благо, но как сказала… Она сказала о том, что отравила халифа, будто только что прихлопнула муху.
Не стоит бояться меня, почтенный книжник, — Анх-Нофрет, как тень, возникла у него за спиной. Видимо, стрела и кинжал пользовались у достойной Стражницы не меньшим почётом, чем яды. Но в этот раз в руках её было не оружие, а что-то похожее на лютню, — к тому же, — гостья улыбнулась, — раз ты слывёшь мудрецом, то должен понимать, какие слова следует забывать, едва услышав. И какие вопросы не следует задавать.
Я всё понимаю, и надеюсь, что вскоре перестану бояться тебя, — Ибн-Хазред ответил учтиво, но всё же сказал правду.
Вскоре перестанешь, почтенный, — женщина улыбнулась, — а раз уста твои молвили Истину, то и я могу верить тебе.
И давно ли ты… — Стражница перебила книжника:
Я же говорила, не задавай вопросы. Двери, нужные тебе, откроются сами, если ты будешь мудр. В том числе, двери человеческих душ, — гостья глубоко вздохнула, — не хочешь услышать древнюю и прекрасную песнь, созданную величайшим из Правителей, которых знал этот мир?
Конечно же, достойнейшая! — книжник ответил кратко.
Тонкие пальцы Стражницы коснулись струн незнакомого инструмента…
Жрица Хатор говорит, Мут-Ирт Анх-Нофрет, о красе твоей,
Славит и воин Храбрейший и Посвящённый Жрец,
Груди твои и уста отныне по всей
Славят Та-Кем, и зовут Повелительницей Сердец.
Славлю и я твоё Рен, Прекрасная-в-Вечности Око Мут
Ибо сияньем Священную Кровь затмишь!
Как отражения воды не унесут,
Так над дворцом выше стел золотых горишь,
Финиковыми устами, не поднимая лук,
Ты во мгновенье повергла весь Нахарин.
Сам Мен-Хепер-Ра среди твоих верных слуг
Стал навсегда, лишь коснувшись грудей твоих,
Тех, что прекрасны, подобные высям гор…
Манят врата твои, кожа твоя манит.
Раз Величайший назвал Золотой Хатор,
Среди Нетеру путь для тебя открыт. *
На несколько мгновений воцарилось молчание, которое Ибн-Хазред всё же решился прервать:
Я не стану спрашивать, кому посвящена эта прекрасная песнь, — Анх-Нофрет, которая только что казалась книжнику надменным убийцей, потупила взор, как невинная дева, услышав его слова, — я спрошу только, тот ли это Мен-Хепер-Ра, которого во всех свитках зовут величайшим из Величайших, великим воином и великим мудрецом.
Да, это он. Мен-Хепер-Ра Тути-Мосе, — Стражница внезапно осеклась.
Если он посвятил тебе столь славную песнь, значит он любил тебя? Ты была возлюбленной величайшего из Фараонов?
Была… Славные были времена… — Анх-Нофрет вновь вздохнула.
Добрые, — Анх-Нофрет спешилась, покосившись на книжника. Для Йаху-Хотеп её взгляда было довольно:
Можешь говорить при нём, достойнейшая! Я, как Старшая Стражница Храма приютила этого почтенного человека. Рен его Ибн-Хазред, он почтенный мудрец и книжник, прибывший к нам только за знаниями, — Стражница простёрла книжнику руку, — раз вести добрые, — продолжила Йаху-Хотеп, — значит Багдадский Халифат не пойдёт войной против Каира и Константинополиса?
Сейчас многочисленные наследники делят его трон, а сам халиф, как я слышала, умер от желтухи, промучившись три дня.
У тебя были хорошие учителя, могла бы выбрать яд из более надёжных, действующих дольше, и не столь очевидных, — Йаху-Хотеп улыбнулась, — не нужно забывать, что у халифа много отменных врачевателей при дворе.
Слишком много. Халиф был ещё жив, когда кто-то из этих псов определил яд северного гриба, от которого нет спасения. Но я не теряла времени, равно, как не жалела золота на коней, — Анх-Нофрет вздохнула, вспоминая недавно пережитое, — и всё же, насколько ты уверена в нём? — она указала ладонью на Аль-Хазреда.
Как в тебе, достойнейшая. Или в Пер-Ен-Маате. Или в себе самой! — Йаху-Хотеп всё же повысила голос, тут же смягчившись, — иди, отдохни с дороги, к тому же, ты, наверно, голодна?
Книжник поклонился Стражницам и удалился в свои покои. Сколько ещё непознанного таят в себе свитки Храма! Ибн-Хазред схватил недочитанный свиток, но тот выскользнул у него из руки. Страх… Теперь он знает слишком многое не только о высших силах и тварях запредельности, но и деяниях смертных, близких к тронам этого мира. Он боялся Стражницы, прибывшей сегодня. Во-первых, она явно не доверяла чужаку, да ещё из покорных. Во-вторых… Пусть и свершила она сие во благо, но как сказала… Она сказала о том, что отравила халифа, будто только что прихлопнула муху.
Не стоит бояться меня, почтенный книжник, — Анх-Нофрет, как тень, возникла у него за спиной. Видимо, стрела и кинжал пользовались у достойной Стражницы не меньшим почётом, чем яды. Но в этот раз в руках её было не оружие, а что-то похожее на лютню, — к тому же, — гостья улыбнулась, — раз ты слывёшь мудрецом, то должен понимать, какие слова следует забывать, едва услышав. И какие вопросы не следует задавать.
Я всё понимаю, и надеюсь, что вскоре перестану бояться тебя, — Ибн-Хазред ответил учтиво, но всё же сказал правду.
Вскоре перестанешь, почтенный, — женщина улыбнулась, — а раз уста твои молвили Истину, то и я могу верить тебе.
И давно ли ты… — Стражница перебила книжника:
Я же говорила, не задавай вопросы. Двери, нужные тебе, откроются сами, если ты будешь мудр. В том числе, двери человеческих душ, — гостья глубоко вздохнула, — не хочешь услышать древнюю и прекрасную песнь, созданную величайшим из Правителей, которых знал этот мир?
Конечно же, достойнейшая! — книжник ответил кратко.
Тонкие пальцы Стражницы коснулись струн незнакомого инструмента…
Жрица Хатор говорит, Мут-Ирт Анх-Нофрет, о красе твоей,
Славит и воин Храбрейший и Посвящённый Жрец,
Груди твои и уста отныне по всей
Славят Та-Кем, и зовут Повелительницей Сердец.
Славлю и я твоё Рен, Прекрасная-в-Вечности Око Мут
Ибо сияньем Священную Кровь затмишь!
Как отражения воды не унесут,
Так над дворцом выше стел золотых горишь,
Финиковыми устами, не поднимая лук,
Ты во мгновенье повергла весь Нахарин.
Сам Мен-Хепер-Ра среди твоих верных слуг
Стал навсегда, лишь коснувшись грудей твоих,
Тех, что прекрасны, подобные высям гор…
Манят врата твои, кожа твоя манит.
Раз Величайший назвал Золотой Хатор,
Среди Нетеру путь для тебя открыт. *
На несколько мгновений воцарилось молчание, которое Ибн-Хазред всё же решился прервать:
Я не стану спрашивать, кому посвящена эта прекрасная песнь, — Анх-Нофрет, которая только что казалась книжнику надменным убийцей, потупила взор, как невинная дева, услышав его слова, — я спрошу только, тот ли это Мен-Хепер-Ра, которого во всех свитках зовут величайшим из Величайших, великим воином и великим мудрецом.
Да, это он. Мен-Хепер-Ра Тути-Мосе, — Стражница внезапно осеклась.
Если он посвятил тебе столь славную песнь, значит он любил тебя? Ты была возлюбленной величайшего из Фараонов?
Была… Славные были времена… — Анх-Нофрет вновь вздохнула.
Страница
1 из 8
1 из 8
