Добавить в моё избранное
31 мин, 9 сек 16737
То есть я знал о НЕЙ, не зная ЕЁ. Я знал не только ЕЁ имя, телефон, адрес, я знал даже номер ЕЁ паспорта, но при этом почти не был с НЕЙ знаком.
Хотя было, наверное, с сотню удобных случаев подойти к НЕЙ, но я почему-то не сделал этого. Не смог и всё тут. Одного взгляда на НЕЁ было достаточно и я приходил в полное оцепенение. Тело не слушалось, язык, как после укола с наркозом у дантиста, а серце выбивало диковатый ломаный бит на скорости 160 BPM. И постепенно, простой взгляд на НЕЁ стал для меня чем-то вроде наркотика. Мне хотелось ПРОСТО смотреть на НЕЁ. Нет, здесь не было никакого гиперсексуального влечения или дикого страстного желания, мне просто нравился сам факт ЕЁ существования. Нравились ЕЁ глаза (умопомрачительной глубины), нравился ЕЁ голос — негромкий, немного низковатый и вместе с тем мягкий, нравились все ЕЁ повадки, движения — они были исполнены грации и вместе с тем казались мне немного смешными (в хорошем смысле слова, конечно). Одним словом, мне безумно нравилась ОНА. Такая, как ОНА есть.
В аудитории сидело трое студентов из ЕЁ группы, но ЕЁ среди них не было. Я вяло развернулся и понуро поплёлся на верхний этаж покурить и заодно скоротать время в ожидании Дениса (хотя, чего мне было расстраиваться, я бы вновь не нашёл в себе сил с НЕЮ заговорить. Зато, я хотя бы на НЕЁ посмотрел!:-…
На верхнем этаже нашего института был собран весь хлам и всё старьё, которое накапливалось во всех уголках этого здания. Старая мебель, которая вот-вот рухнет, обилие пыли и паутины, полутёмные помещения, которые были выделены для занимающихся на подготовительных курсах. Все стены были сплошь увешаны полотнами и дипломными работами студентов, в разное время учившихся здесь. Одна из них мне особенно нравилась — это был портрет молодого чёрного трубача. Возможно, так выглядел когда-то Луи Армстронг или Диззи Гиллеспи. Но все эти холсты не могли скрыть общей запущенности: висели то они поверх стен с полуосыпавшейся штукатуркой, на корявом досчатом полу тут и там торчали клочья грязного старого линолеума, а с обвалившегося потолка зияли ветхие доски перекрытий. Я отворил дверь комнаты для курения, не без труда различив сквозь дымовую завесу три скрюченные фигуры у окна. Один их них развалился на скамейке, один, закрыв глаза, делал глубокие затяжки какой-то подозрительной самокруткой, а третий стоял, тупо вперившись в мутное окно и упираясь в стекло лбом. Я достал свой Ротманс, щёлкнул зажигалкой и сделал первую глубокую и ароматную затяжку. Вообще, я давно заметил, что самая приятная затяжка — та, что делается рано утром, когда организм отдохнул за ночь и ты закуриваешь свою первую за день сигарету.
Фигуры у окна изредка перебрасывались полупонятными фразами из-за не слишком связной речи. Но из отдельных слов я понял, что речь идет о калибрах игл. Голоса продолжали хрипло шуршать, когда я, докурив, швырнул окурок в закопчённую урну с намалёванным на ней чёрной краской черепом и направился к выходу. В голове, что естественно, роились мысли про апокалипсис и коллапс, но я усилием воли отогнал их от себя и спустился вниз. Убедившись, что в аудитории и в кабинете у педагога никого нет (должно быть и не было), я, выйдя на крыльцо, решил позвонить Денису сам. Уже смеркалось и стало довольно прохладно, так как мой телефон немного «тормозил», да и сам я начал понемногу зябнуть. Набрав номер, я стал ждать ответа, но «железная леди» сообщила мне, что абонент отключил телефон или временно недоступен. Решив, что у Дениса какое-то очень важное дело, что он даже телефон отключил и не соизволил прийти на зачёт, я прыгнул в первый попавшийся троллейбус и уехал домой. После ужина я уселся читать и не заметил, как уснул.
Утро началось с того, что мой телефон зазвонил. Было только семь утра, и я совершенно не мог предположить, кто мне может так рано звонить. За прошлый год, оказавшийся для меня очень трудным, я порядком отвык от телефона, ни с кем особенно не общаясь. Депешмодовская «Strange love» пропиликала в седьмой раз, когда я кое-как дотянулся и взял таки трубку. К моему удивлению, звонил Шурик — младший брат Дениса — он вообще крайне редко мне звонил, общался я с ним только когда бывал у Дениса дома. Но ещё больше я удивился, когда Шурик сообщил, что не видел Дениса с того дня, как он уехал с этой самой Мариной и что вчера, к ним домой три раза звонили, интересуясь по какой причине Денис не вышел на работу. Кто такая эта Марина, лично я не знал, Шурик, как выяснилось — тоже, но ясно было одно — у парня крепко сорвало крышу, что он так легко обо всём забыл и даже выключил телефон, чтобы не беспокоили! Я пообещал Шурику, что зайду вечером, после занятий, если, конечно, к тому времени ничего не прояснится.
Умывшись и одевшись, я вышел на балкон покурить. Я уже говорил, что значит для меня первая сигарета, и, хотя, мозги были заняты вопросами о Денисе, никотин сделал своё дело и погрузил в сладкую дрёму.
Хотя было, наверное, с сотню удобных случаев подойти к НЕЙ, но я почему-то не сделал этого. Не смог и всё тут. Одного взгляда на НЕЁ было достаточно и я приходил в полное оцепенение. Тело не слушалось, язык, как после укола с наркозом у дантиста, а серце выбивало диковатый ломаный бит на скорости 160 BPM. И постепенно, простой взгляд на НЕЁ стал для меня чем-то вроде наркотика. Мне хотелось ПРОСТО смотреть на НЕЁ. Нет, здесь не было никакого гиперсексуального влечения или дикого страстного желания, мне просто нравился сам факт ЕЁ существования. Нравились ЕЁ глаза (умопомрачительной глубины), нравился ЕЁ голос — негромкий, немного низковатый и вместе с тем мягкий, нравились все ЕЁ повадки, движения — они были исполнены грации и вместе с тем казались мне немного смешными (в хорошем смысле слова, конечно). Одним словом, мне безумно нравилась ОНА. Такая, как ОНА есть.
В аудитории сидело трое студентов из ЕЁ группы, но ЕЁ среди них не было. Я вяло развернулся и понуро поплёлся на верхний этаж покурить и заодно скоротать время в ожидании Дениса (хотя, чего мне было расстраиваться, я бы вновь не нашёл в себе сил с НЕЮ заговорить. Зато, я хотя бы на НЕЁ посмотрел!:-…
На верхнем этаже нашего института был собран весь хлам и всё старьё, которое накапливалось во всех уголках этого здания. Старая мебель, которая вот-вот рухнет, обилие пыли и паутины, полутёмные помещения, которые были выделены для занимающихся на подготовительных курсах. Все стены были сплошь увешаны полотнами и дипломными работами студентов, в разное время учившихся здесь. Одна из них мне особенно нравилась — это был портрет молодого чёрного трубача. Возможно, так выглядел когда-то Луи Армстронг или Диззи Гиллеспи. Но все эти холсты не могли скрыть общей запущенности: висели то они поверх стен с полуосыпавшейся штукатуркой, на корявом досчатом полу тут и там торчали клочья грязного старого линолеума, а с обвалившегося потолка зияли ветхие доски перекрытий. Я отворил дверь комнаты для курения, не без труда различив сквозь дымовую завесу три скрюченные фигуры у окна. Один их них развалился на скамейке, один, закрыв глаза, делал глубокие затяжки какой-то подозрительной самокруткой, а третий стоял, тупо вперившись в мутное окно и упираясь в стекло лбом. Я достал свой Ротманс, щёлкнул зажигалкой и сделал первую глубокую и ароматную затяжку. Вообще, я давно заметил, что самая приятная затяжка — та, что делается рано утром, когда организм отдохнул за ночь и ты закуриваешь свою первую за день сигарету.
Фигуры у окна изредка перебрасывались полупонятными фразами из-за не слишком связной речи. Но из отдельных слов я понял, что речь идет о калибрах игл. Голоса продолжали хрипло шуршать, когда я, докурив, швырнул окурок в закопчённую урну с намалёванным на ней чёрной краской черепом и направился к выходу. В голове, что естественно, роились мысли про апокалипсис и коллапс, но я усилием воли отогнал их от себя и спустился вниз. Убедившись, что в аудитории и в кабинете у педагога никого нет (должно быть и не было), я, выйдя на крыльцо, решил позвонить Денису сам. Уже смеркалось и стало довольно прохладно, так как мой телефон немного «тормозил», да и сам я начал понемногу зябнуть. Набрав номер, я стал ждать ответа, но «железная леди» сообщила мне, что абонент отключил телефон или временно недоступен. Решив, что у Дениса какое-то очень важное дело, что он даже телефон отключил и не соизволил прийти на зачёт, я прыгнул в первый попавшийся троллейбус и уехал домой. После ужина я уселся читать и не заметил, как уснул.
Утро началось с того, что мой телефон зазвонил. Было только семь утра, и я совершенно не мог предположить, кто мне может так рано звонить. За прошлый год, оказавшийся для меня очень трудным, я порядком отвык от телефона, ни с кем особенно не общаясь. Депешмодовская «Strange love» пропиликала в седьмой раз, когда я кое-как дотянулся и взял таки трубку. К моему удивлению, звонил Шурик — младший брат Дениса — он вообще крайне редко мне звонил, общался я с ним только когда бывал у Дениса дома. Но ещё больше я удивился, когда Шурик сообщил, что не видел Дениса с того дня, как он уехал с этой самой Мариной и что вчера, к ним домой три раза звонили, интересуясь по какой причине Денис не вышел на работу. Кто такая эта Марина, лично я не знал, Шурик, как выяснилось — тоже, но ясно было одно — у парня крепко сорвало крышу, что он так легко обо всём забыл и даже выключил телефон, чтобы не беспокоили! Я пообещал Шурику, что зайду вечером, после занятий, если, конечно, к тому времени ничего не прояснится.
Умывшись и одевшись, я вышел на балкон покурить. Я уже говорил, что значит для меня первая сигарета, и, хотя, мозги были заняты вопросами о Денисе, никотин сделал своё дело и погрузил в сладкую дрёму.
Страница
2 из 8
2 из 8
