Дионис Амадей, творец иной реальности, гений звука, рожденный под шепот ветра, видевший собственными глазами другие миры и запечатлевший их в своих произведениях! Только один день! Только один концерт! Только у нас в городе! Такого больше не повториться никогда! Спешите, возможно, вы были рождены только ради того, чтобы услышать его! Билетов очень мало! Их практически нет! — местный зазывала честно выполнял свою работу — драл глотку так, что его было слышно до самого Каменного моста.
27 мин, 44 сек 19711
— Интересно было бы взглянуть на этого Амадея в живую, — сказал один джентльмен другому.
— Слава Диониса летит впереди своего хозяина, — ответил второй.
Оба спустились с моста, остановились у набережной. Один джентльмен был невысок ростом, сильно сутул, в круглых очках и походил на свою собственную трость, которую не выпускал из рук. Второй напротив, ростом не обделен, с коричневыми с рыжим отблеском бакенбардами широкоплеч и даже привлекателен собою.
— Читал в газете, говорят про этого Диониса весьма много, с вожделением, уйму странного и даже необычного, — сутулый поправил съехавшие на кончик длинного носа очки, шумно высморкался в шелковый платок. — Заявляют, будто он привез с собой целых два вагона всевозможной аппаратуры и механизмов.
— Он музыкант?
— А Вы разве не знаете?
— Абсолютно ничего не ведомо мне про него. Свежая пресса меня угнетает.
— Великий музыкант. Органист. Выступает в крупных городах, крайне редко, и только с особыми условиями.
— Еще один псевдо гений, несостоявшийся Моцарт, возомнивший себя богом? — ухмыльнулся широкоплечий.
— Каждый концерт планирует за полгода. Специальный техник-механик объезжает города в поисках подходящих церквей.
— Интересно! Зачем это ему?
— Церкви подбираются по акустическим параметрам, чтобы звук был исключительным. Дионис очень требователен к этому. С собой он возит свой собственный духовой орган, единичной работы какого-то румынского мастера. Говорят, стоит этот инструмент баснословных денег!
— Вы поклонник этого музыканта-органиста? — широкоплечий не спеша набил трубку ароматным табаком, раскурил. Стал пускать клубы дыма, ежеминутно почмокивая от удовольствия.
— Что вы! Я ни разу его не видел и не слышал! Все узнал из газеты! Эти журналисты умеют заинтересовать читателя. Вот, думаю сходить.
— А когда концерт?
— Через два дня, в субботу.
— Наверное, и я пойду. А что будет из репертуара?
— Сейчас, — сутулый достал из кармана свернутую в цилиндр газету, развернул её и быстро пробежался взглядом. — Та-а-к. Вот! «В концертную программу в первом отделении заявлены избранные творения Баха и Дитриха Букстехуде. Во втором отделении Дионис Амадей сыграет произведения собственного сочинения — фугу, благодаря которой органист получил известность — «Ведьмы Северных лесов», отрывки из концерта «Ночь жертвоприношений» и совсем новое произведение, которое исполнится впервые, — «Ветер Забвения».
— Ну, что ж. Репертуар мне нравиться. Я не против. Давайте сходим, купим билеты? Времени до обеда целый час.
— Мой дорогой друг, я знал, что ваша творческая натура будет заинтересована этим событием. Я уже купил два билета. Прошу! — сутулый достал из внутреннего кармана две красные бумажки.
— И сколько с меня?
— Да что вы! Не надо меня обижать!
— Позвольте, я все же хочу…
— Нет, нет, нет!
И двое джентльменов, полностью погрузившись в спор, направились вдоль набережной.
По зеркальной глади реки стал стелиться густой туман. Встревоженные чем-то одинокие чайки загоготали, начали описывать в воздухе причудливые асимметричные фигуры, разрывая крыльями сгущающиеся дождевые тучи. Небо заволокло мглой, где-то вдали прорезался первый раскат грома. Легкий освежающий бриз сменился удушливым пыльным ветром, сметающим мусор с набережной. Первые капли дождя оросили землю.
Зазывала поутих, присмотрелся. Понял, что дождь будет долгим, и переждать его под деревом не получится. Быстро свернув в тугую трубку афиши и спрятав их за пазуху, он, сгорбившись, побежал в сторожку дворника, каждый раз вздрагивая от холодных капель, пронзающих спину.
— Что? Дождь? — спросил дворник, раскуривая самокрутку.
— Дождь, — подтвердил тот.
— Так нынче сезон дождей. Погода пристреливается. Еще считай неделя и всё — будет лить как из ведра.
Молчали. Дворник тихо курил, смотрел в окошко, что-то шептал себе под нос. Иногда вздыхал, от чего пламя свечи начинало тревожно колыхаться и по стенам ползли причудливые уродливые тени.
— Не спокойно мне на душе, — вдруг сказал дворник.
— Чего так?
— Не знаю. Что-то под сердцем страх какой-то засел. И холодом меня овевает.
— Плюнь! Давай лучше выпьем? У тебя есть чего?
Дождь тем временем усиливался. День будто сменился ночью — весь город окутало мраком. В трущобах выли собаки, заходились в истошном лае, срываясь на хрип.
Заглушая рев дворняг, к железнодорожной станции подходил поезд.
— Добро пожаловать, мистер Амадей, в наши края! Погодка прямо на глазах изменилась. Прямо обидно. Было тепло, а тут за минуту вот такое гадство! — встречающий поезд конферансье изрядно толстый, но весьма проворный для своих форм сновал между людьми, пытаясь добраться до высокого господина в черном плаще.
— Слава Диониса летит впереди своего хозяина, — ответил второй.
Оба спустились с моста, остановились у набережной. Один джентльмен был невысок ростом, сильно сутул, в круглых очках и походил на свою собственную трость, которую не выпускал из рук. Второй напротив, ростом не обделен, с коричневыми с рыжим отблеском бакенбардами широкоплеч и даже привлекателен собою.
— Читал в газете, говорят про этого Диониса весьма много, с вожделением, уйму странного и даже необычного, — сутулый поправил съехавшие на кончик длинного носа очки, шумно высморкался в шелковый платок. — Заявляют, будто он привез с собой целых два вагона всевозможной аппаратуры и механизмов.
— Он музыкант?
— А Вы разве не знаете?
— Абсолютно ничего не ведомо мне про него. Свежая пресса меня угнетает.
— Великий музыкант. Органист. Выступает в крупных городах, крайне редко, и только с особыми условиями.
— Еще один псевдо гений, несостоявшийся Моцарт, возомнивший себя богом? — ухмыльнулся широкоплечий.
— Каждый концерт планирует за полгода. Специальный техник-механик объезжает города в поисках подходящих церквей.
— Интересно! Зачем это ему?
— Церкви подбираются по акустическим параметрам, чтобы звук был исключительным. Дионис очень требователен к этому. С собой он возит свой собственный духовой орган, единичной работы какого-то румынского мастера. Говорят, стоит этот инструмент баснословных денег!
— Вы поклонник этого музыканта-органиста? — широкоплечий не спеша набил трубку ароматным табаком, раскурил. Стал пускать клубы дыма, ежеминутно почмокивая от удовольствия.
— Что вы! Я ни разу его не видел и не слышал! Все узнал из газеты! Эти журналисты умеют заинтересовать читателя. Вот, думаю сходить.
— А когда концерт?
— Через два дня, в субботу.
— Наверное, и я пойду. А что будет из репертуара?
— Сейчас, — сутулый достал из кармана свернутую в цилиндр газету, развернул её и быстро пробежался взглядом. — Та-а-к. Вот! «В концертную программу в первом отделении заявлены избранные творения Баха и Дитриха Букстехуде. Во втором отделении Дионис Амадей сыграет произведения собственного сочинения — фугу, благодаря которой органист получил известность — «Ведьмы Северных лесов», отрывки из концерта «Ночь жертвоприношений» и совсем новое произведение, которое исполнится впервые, — «Ветер Забвения».
— Ну, что ж. Репертуар мне нравиться. Я не против. Давайте сходим, купим билеты? Времени до обеда целый час.
— Мой дорогой друг, я знал, что ваша творческая натура будет заинтересована этим событием. Я уже купил два билета. Прошу! — сутулый достал из внутреннего кармана две красные бумажки.
— И сколько с меня?
— Да что вы! Не надо меня обижать!
— Позвольте, я все же хочу…
— Нет, нет, нет!
И двое джентльменов, полностью погрузившись в спор, направились вдоль набережной.
По зеркальной глади реки стал стелиться густой туман. Встревоженные чем-то одинокие чайки загоготали, начали описывать в воздухе причудливые асимметричные фигуры, разрывая крыльями сгущающиеся дождевые тучи. Небо заволокло мглой, где-то вдали прорезался первый раскат грома. Легкий освежающий бриз сменился удушливым пыльным ветром, сметающим мусор с набережной. Первые капли дождя оросили землю.
Зазывала поутих, присмотрелся. Понял, что дождь будет долгим, и переждать его под деревом не получится. Быстро свернув в тугую трубку афиши и спрятав их за пазуху, он, сгорбившись, побежал в сторожку дворника, каждый раз вздрагивая от холодных капель, пронзающих спину.
— Что? Дождь? — спросил дворник, раскуривая самокрутку.
— Дождь, — подтвердил тот.
— Так нынче сезон дождей. Погода пристреливается. Еще считай неделя и всё — будет лить как из ведра.
Молчали. Дворник тихо курил, смотрел в окошко, что-то шептал себе под нос. Иногда вздыхал, от чего пламя свечи начинало тревожно колыхаться и по стенам ползли причудливые уродливые тени.
— Не спокойно мне на душе, — вдруг сказал дворник.
— Чего так?
— Не знаю. Что-то под сердцем страх какой-то засел. И холодом меня овевает.
— Плюнь! Давай лучше выпьем? У тебя есть чего?
Дождь тем временем усиливался. День будто сменился ночью — весь город окутало мраком. В трущобах выли собаки, заходились в истошном лае, срываясь на хрип.
Заглушая рев дворняг, к железнодорожной станции подходил поезд.
— Добро пожаловать, мистер Амадей, в наши края! Погодка прямо на глазах изменилась. Прямо обидно. Было тепло, а тут за минуту вот такое гадство! — встречающий поезд конферансье изрядно толстый, но весьма проворный для своих форм сновал между людьми, пытаясь добраться до высокого господина в черном плаще.
Страница
1 из 9
1 из 9