Злое Зеркало

— Я останусь.

— Нет! — упрямо ломая животный страх, воспротивился Михаил.

— Да, — жестко отрезал Саша. — Лену нельзя оставлять одну. Иди. Выспись. Следующая вахта твоя.

Отвратительно было ощущать облегчение, оставляя друга там, откуда сбегаешь сам. А оставаться с ним самому — действительно глупо.

То, что кондукторша в троллейбусе привязалась с билетом, не вернуло ощущения прежнего мира.

День второй. Вечер. Елена Помарь.

Аудитория была маленькая, словно как раз для таких собеседований. Поставленные кружком стулья занимали её почти целиком, но в то же время не создавали ощущения давки. Лена, пятеро её одногрупников и их куратор сидели довольно свободно, не мешая друг другу.

Лена боялась поднять глаза. Смотреть на других было страшно и стыдно.

Конечно же, то, что случилось в морге, было не по-настоящему. Просто спектакль для проверки нервов поступающих. И она провалилась. Единственная. О, Боже. А то, что она увидела там в их лицах — это игра её расстроенного воображения.

Вероника Сергеевна что-то говорила, молодые люди отвечали, спорили о чём-то друг с другом. В какой-то момент голоса смолкли. Лена вскинула голову и с трудом сглотнула. Все смотрели на неё. Пристально, не отрываясь.

Холодно.

Враждебно.

С презрением.

Девушка зажмурилась, помотала головой и снова посмотрела.

Все были заняты беседами, в аудитории стоял негромкий гул, и на Помарь никто не обращал внимания.

«Я схожу с ума?»

— Учиться в нашем институте очень трудно, — вновь взяла слово куратор. — Учёба потребует от каждого из вас полного погружения в дело. У вас не останется ни времени, ни сил на что-либо или кого-либо вне этих стен. Но для вас это не должно стать проблемой. Мы собираем досье на каждого нашего абитуриента. Все вы очень одиноки, и ваше исчезновение из обыденной жизни пройдёт незамеченным. У вас нет друзей, а ваши родители не особо внимательны к вам.

Лена хотела возразить, что у неё есть друг, как же Михаил?

«А он тебе хоть раз позвонил за эти два дня? — огрызнулся внутренний голос. — Он же ни разу не поинтересовался, куда ты делась. Не заметил, наверное.»

Слова Вероники Сергеевны пошли по аудитории, точно эхо, изменяясь с каждым отражением.

Никто не заметит.

Вы одиноки.

Вы никому не нужны.

Вы никто.

Елена Помарь, ты — пустое место.

Лене захотелось убежать куда-нибудь подальше. Ну да, она — инфантильная слабачка, не способная ни на что и не нужная никому. Пускай! Она это знает! Не надо повторять это вслух. Пожалуйста!

— Мы — элита, — продолжала между тем Вероника Сергеевна. — И это обяжет вас ко многому, потребует много сил и упорства. Но вместе с тем, все мы — семья. Если вы поступите, каждый преподаватель, каждый наш выпускник и сотрудник всегда поддержит наших студентов.

Вы никогда больше не будете одиноки, — услышала Помарь.

Её одногрупники переглядывались, и в этом Лена почувствовала общность. Они уже были одним целым, они прошли проверку и чувствовали себя частью целого, аристократией медицины, элитой. Только Помарь осталась за скобками, как всегда. Желание сбежать стало ещё сильнее.

— Вам остался последний тест, — торжественно произнесла Вероника Сергеевна. — И хочу вас сразу предупредить: он очень сложный и важный. Во многом, не результаты экзаменов, а именно этот тест определит вашу дальнейшую судьбу. Итак! Вы согласны и готовы пройти этот тест?

— Да! — почти хором ответили пять голосов.

Лена смолчала, и это не осталось незамеченным. Все посмотрели на неё, и в перекрестье шести взглядов Помарь почувствовала себя особенно жалкой. Ей очень хотелось сказать «нет» и уйти отсюда навсегда.

— Да, — выдавила она слово, которое от неё ждали.

Ночь вторая. Михаил Свиров.

Говорят, дома и стены помогают. Может, это и правда, только колыбельных эти стены не поют, к сожалению.

Михаил не мог заснуть. Давно стемнело, но расслабиться и хотя бы задремать никак не удавалось. Возбуждённое сознание огрызалось взвинченными нервами, отпугивая любой намёк на целительный сон. Проворочавшись в постели часа два, Свиров расстался с надеждой справиться самостоятельно и отправился на кухню за снотворным.

Даже в раннем детстве, когда маленький Миша ещё боялся темноты, коридор не казался ему таким длинным. Молодой человек старался ни о чём не думать и не ускорять шаги, хотя второе было даже труднее первого. Но Михаил чувствовал себя обязанным уснуть, в конце концов, именно ради этого Сашка остался… ТАМ.

Свет в кухне обыденно-жёлтый. И город за окном — тоже, хоть и ночной. Цепочка фонарей вдоль дороги и прямоугольники чужих окон успокаивали. Даже удивительно.

Михаил нырнул в то отделение холодильника, где его родители хранили лекарства.