Ночь перед рейсом

«К дождям, — подумал Антон. — Блин, что с ним делать-то, а?»

Петрович наконец сдался — сел на землю, закрыл руками голову.

— За базаром следи, му… ла, — погрозил кулаком один из приехавших амбалов. Они вышли за ворота, послышался мягкий стук автомобильных дверей и тихий шум мотора.

— Смирновские… козлы… — в забытьи прошептал белобрысый. Антон только сейчас заметил, что тот лежит в луже — потянул белобрысого за воротник — воротник с треском оторвался.

— Все, короче, уехали пацаны, — раздался из кустов заикающийся шепот. — Один остался… Смотри… Витьку раздевает… Пидор что ли?

— Е… лся, что ли? — ответил другой шепот. — Это Антоха. Покурить вышел. Ты чё б… ть?

Антон не выпрямляясь, исподлобья оглядел кусты, но никого не заметил.

— Водку разбили… — охранники возле скамеек постепенно приходили в себя.

— Не… не разбили…

— Ты че кислый такой?

— Живот болит… Дочка ужин готовила… На шницель грешу…

Раздался тихий хруст расправляемых пластиковых стаканчиков, бульканье водки. Кто-то из слесарей раздувал огонь в костре, стоя на четвереньках.

— Саня, ты нашим сказал?

— Нет еще… скажу…

Петрович сидел не двигаясь. Антон взял белобрысого за плечи и вытянул из лужи. Белобрысый Витька не подавал никаких признаков жизни, но наощупь оказался мягким и теплым.

За оградой громко хрустнула ветка. Антон повернулся и прищурился — кто-то стоял там, внимательно за ним наблюдая. Недобро наблюдая, как показалось Антону.

«Не все ушли, что ли?», — забеспокоился он, осторожно сел на камень, закурил, вполоборота глядя за ограду.

— Шыночек! — позвал его старческий голос. — Папирошку дай штарухе!

«Бомжиха», — подумал Антон. — «На шум пришла».

Бомжей тут было видимо-невидимо — вокзал в трех кварталах. Антон достал пачку из кармана, вынул из нее сигарету, направился через газон к ограде — старуха протянула руку через прутья. Это была белая, ухоженная рука с бронзовым перстеньком на мизинце. Антон хорошо разглядел руку, но лица не было видно — слепил свет фонаря, светившего издалека сзади. Старуха была толстой и неуклюжей, в синем шерстяном платке и светлом пальто послевоенного фасона.

Старуха взяла сигарету, прикурила от своей зажигалки.

— Какие у тебя шыгареты… нарошешные… шпасибо, шыночек…

Старуха повернулась и побрела вразвалочку вдоль ограды по направлению к воротам.

«Сейчас будет водку клянчить», — решил Антон. Ему совсем захотелось спать: пойти в салон, протянуть ноги через проход между сидениями и уснуть до рассвета, когда приедет Витька и разбудит его, барабаня в дверь гаража.

— Шыночки, налейте штарухе!

Антон вернулся. Витюха еще больше порозовел и похорошел, теперь совсем напоминая спящего грудничка. Посветлело и посвежело, но даже свежесть не отгоняла сон. Антон досидел на камне до конца сигареты — вздохи и голоса стихли, охранники и слесаря сгрудились вокруг костерка. Старухи тоже не было слышно — то ли ей налили, то ли нет, и она ушла, обидевшись на недостаток внимания. Облака почти разошлись и над крышами засветились красноватые от влаги звезды. На востоке из-за темных девятиэтажек выглянула Луна. Антон прищурился и разглядел на ее диске женщину с коромыслом.

«Не к добру», — решил он, выбросил окурок и пошел дошивать крючки.

Наступил период сонного затишья, остановки времени. Те, кто часто не спит по ночам, знают, что это такое — нет ни снов, хотя и хочется спать; в голову не приходят никакие мысли, не хочется есть, не хочется ничего делать. Человек впадает в оцепенение или становится механической куклой…

Антон пришивал крючок за крючком, прислушиваясь к пьяному гулу, доносящемуся с улицы. Он пришивал крючок, потом второй — вешал занавеску, расправлял, проверял на прочность. После каждой второй занавески выходил курить на камень.

Белобрысый Витюха выспался, стрельнул у Антона сигарету, молча сидел на асфальте, куря. Потом ушел к остальным — они немного расшевелились и развеселились после побоища, только Петрович угрюмо сидел в стороне, обхватив голову руками и молчал.

Старуху не прогнали, время от времени Антон слышал ее шепелявый голос:

— Налейте, шыночки…

В салоне лайнера было тихо: только часы тикали на приборной доске да вздыхала жидкость в системе охлаждения. Даже Машку не было слышно. Антон поймал себя на том, что старается по салону ходить тише — чтобы ее не разбудить. Попробовал слушать радио, но не смог настроить ничего интересного и радио выключил. Небо опять затянулось облаками, спрятало Луну, покапал дождик. Позвонил Виталик, сказал что напился и в рейс не выйдет. Антон отнесся к этой новости спокойно — не выйдет, так не выйдет. Рейс завтра конечно ответственный, но не длинный.

Пришел покурить Витюха, принес еще водки, но теперь уж Антон отказался наотрез.