Не оглядывайся (My Obsession)

— Кай!

— Что ты делаешь? Эдит?

Я исчез так же внезапно, как появился. Чейз стоит на пороге ванной и в непонимании смотрит на тебя. На его месте я был бы вне себя. Ты бьешься в слезах на полу, крича имя другого мужчины. И не просто мужчины… Зови меня. Твой бойфренд должен знать правду. Ему не тягаться со мной.

— Помоги мне… Мне так страшно… Он здесь! Он сейчас здесь, в этой комнате! — ты забиваешься в угол, дрожащими руками цепляясь за тяжелую ночную штору. Я слышу жалобный, сдавленный всхлип.

— Господи, Эдит..

Все правильно. Успокой ее в последний раз.

Хранить дома украденные вещдоки не самый здоровый тон. Но твоя увлеченность, Эдит, отныне играет мне на руку.

Шоу должно продолжаться.

И мы переходим к следующему акту.

25.10.2006

_21-30.

Я назвал его «Кровавый Херувим».

Знаешь, Эдит, правосудие должно быть неотвратимым и беспристрастным. В нем не должно быть полутонов. Наши гуманные законы и порядки предопределили бы мне худшее из всех возможных наказаний: я гнил бы в клетке до конца своих дней с грузом совершенных мной преступлений. Последний вердикт приговорил бы меня к… Жизни. Разумеется, при условии, что я глубоко раскаялся в содеянном, признал чудовищность своих действий… По замыслу и совести чувство вины должно бы сожрать меня заживо. Так патетично.

Твой выстрел стал для меня избавлением от бессмысленной растраты времени и жизни. Я не способен на раскаяние. Больше того, я жалею, что позволил тебе подобраться так близко ко мне, и особенно о том, что не приступил к созданию своей коллекции раньше. Наша игра могла затянуться на долгие годы. И, как знать, быть может, однажды, тьма внутри поглотила бы тебя целиком, и мы встретились, как давние друзья или любовники.

К чему теперь подобные откровения, спросишь ты? Должно быть, твой горячий шоколад еще не отдает стальным привкусом крови, и ты, ни о чем не подозревая, ждешь возвращения своего героя и гениального сыщика сбежавших кошек.

Я буду терпелив. Месть — блюдо, которое подают холодным.

_23-00.

Почему не звонит твой мобильный? Вопреки восхвалениям своего терпения я едва сдерживаюсь, чтобы не отправить тебе персональный призрачный месседж. К слову, я могу стучать в стенах, выть на чердаке, скрипеть под лестницей, хлопать дверями, передвигать предметы. В общем, как и любая другая паранормальная нечисть по-своему нагнетать атмосферу в доме. Я даже вполне осязаем при некоторой доле везения и концентрации. Я стал мстительным полтергейстом.

Что-то я слишком много болтаю. Видимо, у меня хорошее настроение…

Я нетерпеливо расхаживаю перед тобой, но сурикаты по «Би-Би-Си» интересуют тебя больше.

Я задел журнал на подлокотнике кресла. Ты даже не посмотрела в мою сторону…Я скучнее сурикатов?

_23-45.

Сурикаты, наконец, тебя сморили. Ты бестревожно дремлешь на софе, укрывшись пледом, а я сижу в кресле у окна и молчаливо наблюдаю за твоим сном. Что тебе снится? Твои веки дрожат, будто ты отчаянно ищешь кого-то взглядом. Тебе снова снится кошмар? Я знаю, сегодня ты не принимала таблетки. Тебе не следовало прерывать курс лечения, ведь кошмары только начинаются.

Часы на каминной полке монотонно тикают, и каждый «тик-так», благодаря гипертрофированному слуху, звучит в моей голове, словно колокол Башни Елизаветы. Если бы я до сих пор был человеком, скорее всего, страдал жуткой мигренью. Иногда мне кажется, что я слышу, как в соседнем доме, на втором этаже ходит собака.

Твой телефон. Признаться, я увлекся раздумьями и невольно вздрогнул, когда он завибрировал на кофейном столике. Ты слышишь? Тебе нужно ответить на звонок. Я ждал этого три дня, ты не можешь пустить насмарку все мои усилия. Декорации должны иметь презентабельный вид, чтобы ты смогла прочувствовать глубину величия моего гения и мою привязанность к тебе. Опознания в морге будет недостаточно. Я жажду преклонения и оваций. Протяни руку и ответь на чертов звонок…

— Да?

Хорошая девочка.

— Излингтон? Сегодня смена Харпера. Не хочу смотреть на трупы в свой день рождения. Что? — ты резко садишься на софе. Спутанные волосы скрывают от меня твое лицо, но внезапно оборвавшийся разговор и твое молчание куда красноречивее.

Я улыбаюсь в предвкушении, как прежде. Мне даже хочется петь. Я бы назвал подобную свою улыбку азартной и плотоядной. Меня возбуждает сама мысль о том, что мое произведение искусства вновь предстанет перед публикой, а главное — его увидишь ты.

Я счастлив. Сегодня мы продолжим нашу игру.

Знаешь, Эдит, в шахматах есть ситуация, при которой любой ход игрока влечет ухудшение его положения. Тебе придется принять вызов, и на этот раз у тебя нет шансов, поскольку мой разум более организован и изощренно изобретателен. Теперь мне известно, что на самом деле ты меня боишься.