Страх лечат дважды

— Чаю? — догадалась Светлана.

— Только по твоему рецепту, — прикрыла глаза дама и провалилась в полудрему, пока Озёрская бегала за чашками, чайником, заваркой и главным компонентом (конечно же, виски).

— Знаешь, Розалия, я не имею права обсуждать пациентов с кем-либо. Особенно с родственниками… — за каких-то пять минут миниатюрный столик был передвинут из угла к креслам и приготовлен к ритуалу дружеского чаепития.

— Неужели ты думаешь, что я буду тратить столько времени на дорогу, — зевнула Альтберг, — ради той информации, которую уже знаю? Это же всё при мне происходило. И происходит. Я предупреждала Лену: не надо давать ребенку эту книгу!

— Как? Она говорила, что Дима сам нашёл Верна в твоей библиотеке.

— Нет. Это же был мой первый настоящий подарок дочери. И она всегда держала книгу у себя. В библиотеке «Таинственный остров» оказаться попросту не мог.

— Но зачем ей запугивать мальчика?

— Надеюсь, у вас тут нет пожарной сигнализации, — Роза принялась набивать чёрным табаком потрепанного вида трубку, единственного невредимого свидетеля всех её закулисных разговоров. — Лена не понимает, что делает. Но старается из благих побуждений, скорее всего. Это ведь ты психотерапевт, а не я. Что там ваши девчата говорят по поводу детских страхов?

— Общий страх как идеальный способ сплотить семейство, — Озёрской хотелось верить в собственную гипотезу. — Исходит он от Лены. Из кусочков детского рисунка она своими руками сложила жуткий образ.

Ну вот. А сама же заявила, что не будет обсуждать пациентку. Умеет Альтберг располагать к откровенному разговору. Но надо отдать ей должное — откровенность часто оказывалась симметричной.

— Так это её творчество? — Розалия бросила взгляд на стол, откуда так и не было убрано странное изображение. — Не удивлена. Она последний месяц стала рисовать. Безвкусно, криво, грубыми мазками, без всяких правил композиции. Но что-то в её мазне заставляет ходить и оглядываться.

Минутная пауза. Альтберг затянулась и хрипло откашлялась.

— Единственное приятное воспоминание из Аргентины. Табак без всяких там примесей, ароматизаторов и прочей акробатики.

Десятиминутная пауза.

Светлана понимала: её старая знакомая пришла в качестве пациентки. Значит, скоро пойдет черный снег. На горе засвистит стая раков. Или пингвинов, на крайний случай. Неужели это тот самый шанс дважды попытать удачу во взломе хитроумной шкатулки семейного психоза? Страх, открой личико. Страх, ты уже был назван по имени. Не заставляй лечить тебя дважды.

— Я продам дом. Вернее, подарю. Даже уже решила, кому. Лене там нельзя находиться. Диме тоже. А уж мне тем более. Я попросила одного знакомого главврача спрятать меня на некоторое время в частную психиатрическую больницу. Ты конечно же знаешь Смирнова, который за пару лет превратился из театрального режиссера в психиатра. Моя работа. А долг платежом…

— Зачем ты так с психиатрией? — отозвалась Озёрская. — Смирнов прописал Елене лошадиную дозу нейролептиков. Шарлатан.

— Это тоже моя просьба. Так будет лучше для всех. Неизвестно, что может выкинуть Лена, когда узнает о моём решении отдать особняк. И библиотеку.

Светлана не нашлась, что сказать. Что думать.

— Неизвестно, что она может сделать с Димой. Со мной.

— Елена?

— Да какая там Елена?! — Альтберг снова затянулась. — Разве в ней дело?

Двадцатиминутное молчание. И снова истинный страх был назван в последнюю секунду сеанса, не оставляя ни единого шанса на разумное толкование.

— Нам всем не даёт покоя эта мерзкая чучелка. Каждую ночь она прыгает по коридорам особняка, роется в шкафах и противно хихикает. Кто знает, что у неё на уме!

Альтберг ушла, окутанная табачным дымом и мрачными мыслями. Словно и не было в кабинете ни её, ни Димы, ни Елены с её медными волосами в серебряных пятнах.

Светлана засыпала в чайник несколько ложек свежей заварки, долила кипятка. Выплеснула туда же весь оставшийся запас виски. Сегодня ей понадобится много чашек чая. Очень крепкого чая.