Омут

Я не буду писать…

… Мальчик по имени Петя торопился домой. Его заветная мечта купить хомячка наконец осуществилась. После того, как мальчик провел около часа в зоомагазине, жадным взглядом разглядывая маленьких грызунов за стеклом, он смог таки сделать выбор и, отсчитав продавцу мятые десятки в требуемом количестве, Петя, как мог нежно, схватил пушистое тельце и быстрыми размашистыми шагами отправился домой. Малоумному грызуну поездка не нравилась, и он, хоть и не кусался, но неистово крутился в руке у мальчика, пытаясь высвободиться из его вспотевшей ладошки. Заметив эти жалкие потуги, Петя ради пущей безопасности сунул руку с грызуном в передний правый карман курточки и пошел еще быстрее. Он уже представлял, как посадит его дома в приготовленный аквариум и будет кормить сочными капустными листьями. Однако, переходя трамвайные пути на улице Гиляровского, мальчик почувствовал, что, соскользнув с рельса, его нога резко ушла куда-то в сторону. Тело, потерявшее опору, не удержалось в своем шатком равновесии и довольно сильно ударилось об асфальт правым боком. Мальчик почти не ушибся, и все бы обошлось — Петя встал бы, отряхнул курточку и джинсы, и отправился бы своей дорогой, унося хомяка по направлению к дому. Но злосчастный грызун находился как раз в правом кармане, и сейчас, вследствие инстинктивного сжатия кулака и удара об асфальт, не подавал признаков жизни. Петя, не веря своим глазам, держал теплое еще тельце на ладони, до боли закусив губу. Вечно попискивающий и вертящийся маленький комочек распластался, бездыханный, с неестественно вывернутой шеей и явно сломанным позвоночником. Из бывшего розовым носика сочилась темная густая кровь, вытекшая, очевидно, из какого-то поврежденного внутреннего органа. Остолбеневший, не в силах поверить в такое горе, Петя стоял на рельсах, и детские слезы отчаяния застилали его глаза. Он не слышал приближающегося звонка трамвая, и если бы какой-то добропорядочный гражданин не оттолкнул мальчика, могла случиться беда гораздо большая, чем смерть злополучного хомяка…

День 4.

Затея с маслом себя не оправдала, и я решил оставить это бессмысленное занятие. Я впустую истратил огромное количество времени, не говоря уже о бессчетных бутылках отличного масла. Созерцание жалких, распростершихся на рельсах людишек приятно, конечно, но трамваи самым подлым образом меня подвели. Интерес пропадает, если он не поддерживается отрезанными конечностями. Тем более, что я не просил много, мне бы всего одну голову или ногу. Не трогать, только посмотреть. И сфотографировать. Что ж, я понял, что теория вероятностей — мерзкая штуковина, и решил больше никогда не разливать нигде более масла — за исключением, разве что, сковородок и салатов. И никаких больше трамваев — гарантирую, что вы больше ни разу не встретите в моих записках названия этого мерзостного транспортного средства.

День 5.

Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай. Трамвай.

День 6.

Сегодня я ехал в троллейбусе N54 по направлению к станции метро «Филевский Парк». Передо мной сидела женщина с маленькой девочкой, которая все время глазела в окно, смешно болтала ногами и рассказывала обо всем, что ей удалось увидеть. В то время, как мы проезжали детский парк «Фили», она разволновалась, начала тыкать пальцем в стекло и кричать: «Мама, мама, смотри! Там лошадки!». Мать устало отмахнулась от надоедливого ребенка, а я украдкой повернулся к окну, чтобы тоже посмотреть на лошадей, которыми так безудержно восторгалась девочка. И я смотрел во все глаза, но, как ни старался, не мог увидеть ни лошадей, ни пони, ни других копытных. Вот и парк уже оставлен позади, а я все смотрел и смотрел в окно, уже начиная думать, что мерзкая девчонка обманула меня, и лошадей в помине не было. Тут мы проехали городскую больницу, и я заметил в ее дворе огромное дерево, спиленное на высоте около двух метров. Непокорные черные прутья торчали из мертвого пня, придавая ему зловещий и жалкий вид. Я рассматривал этот пень, прижавшись лбом к замызганному стеклу, и вдруг понял. Лошадки — это для детей. Дети видят их, и рады, что увидели такую диковинку, даже если каждый день ездят мимо конюшен. А взрослые, сколько бы ни смотрели, смогут увидеть лишь иссохшие обрубки деревьев на фоне прошлогодней травы и слежавшегося черного снега. Так уж устроен человеческий глаз, что чем старше мы становимся, тем меньше прекрасного и доброго способны заметить. Кому, как не мне, окулисту, знать это. В детстве, наверное, я тоже видел лошадей и цветы. Жаль только, что я этого не помню.

День 7.

Я — стоматолог. Если вы сами им не являетесь, вряд ли вы когда-нибудь задумывались, сколько грязи и скверны может ютиться у человека во рту, в мерзейшем из всех органов.