Добавить в моё избранное
35 мин, 21 сек 9862
Замирая от собственной смелости, она потянулась к его лицу и прижалась губами к мягким губам. Он задрожал и тоже замер, и так они сидели целую вечность — неподвижные, скованные своими чувствами и своей неопытностью, слушая, как колотятся их сердца.
Внезапно прервав поцелуй, Лера вскочила, ужаленная непонятным ужасом. Она почувствовала на себе взгляд из темноты. Как будто на площадку, где они сидели, незаметно опустилось холодное облако чьего-то внимания, злого и безжалостного. Девочка вдруг поняла, что уже совсем темно, свет фонаря сюда почти не достает, что желтая клоунская морда гусеницы-карусели смеется зловеще, что августовская ночь прохладна, а её кожа покрылась мурашками. Она крепко сжала Димину руку.
— Мне пора, — сказала она резко. Дима закивал, пряча разочарование — прошлое свидание было длиннее. Он даже не успел прочесть ей свои новые стихи.
— Я провожу, — сказал он. Лера помотала головой.
— Поймают, — сказала она. — Вожатые обход делают каждый час. Я сама проскользну потихоньку. Давай тут же увидимся, через три дня.
— А может, завтра? — спросил Дима с надеждой. Лера улыбнулась сквозь страх, сердце растаяло от радости — он хочет её видеть поскорее.
— Ладно, давай завтра.
Она кралась вдоль дорожек, стараясь держаться в тени. Мимо туалета, за деревьями, через клумбу. Ужас скользил за ней, приближался, дышал в затылок. Лера уговаривала себя не бояться, но бежала все быстрее. Вот и окна корпуса. По дорожке под фонарём, или вокруг душевой, через кусты? Она сделала шаг к душевой и вдруг поняла, что неизвестное зло и опасность ждут ее именно там, затаившись в тени. И что даже если она туда не сунется, тот, кто ждет, выйдет к ней и нападёт. Лера замерла, двинуться сил не было. Ужас был всё ближе, вот сейчас она его увидит, но будет поздно…
Послышались шаги, хруст гравия, на дорожку под фонарем вышел начальник лагеря Георгий Иванович, держа за руку одну из вожатых, хорошенькую Светлану с длинной косой. Лера сбросила оцепенение и почти выпала из тени на дорожку перед ними.
— Пивкина! — подпрыгнул Георгий Иванович, отпуская руку девушки. — А мы тут идём… обходим лагерь. Ты почему не в постели?
— Живот разболелся, — соврала Лера, кивая на кабинки туалета. — Надо было… срочно.
Светлана отвела ее в палату, качая головой. С крыльца корпуса Лера обернулась. Георгий Иванович, переминаясь, ждал под фонарём. За его грузной фигурой, в тени здания душевой, затаилась тень. Кто-то в этой тени сверлил Леру глазами и злился, что она ускользнула. Девочка подумала, что, пожалуй, не пойдет завтра на ночное свидание. Хотя Дима будет ждать…
Наташа сидит за столиком кафе на набережной и не пьет свой кофе. Жарко.
— Приглашаем вас на обзорную экскурсию по Волге на одном из наших теплоходов, — зазывает неподалеку мужик с рупором. — Вам откроются замечательные виды на Мамаев Курган…
Через стол у Наташи — вид на её пятнадцатилетнего сына, её бывшего мужа Игоря, бросившего их два года назад, и его беременную новую жену. По силе эмоционального воздействия этот вид сильно превосходит Мамаев Курган.
— Мам, ты где так руку порезала? — спрашивает Стас. Он уже выглядит намного лучше, чем две недели назад, когда они вдвоём ехали на поезде в Волгоград. Она везла своего выжившего сына к его отцу и две ночи сидела без сна на боковой полке, держа его за руку. Сжатые губы Стаса смягчились, скулы чуть округлились, из глаз исчез растерянный ужас ребёнка, падающего в бездну. Он похож на прежнего себя, что обманчиво, потому что прежним ему уже не бывать. Никому не бывать.
— На детской площадке порезалась, — честно отвечает Наташа. — Лагерь ужас какой запущенный, все ржавое, железки торчат.
— Ой, так тебе надо вакцину от столбняка колоть, если ржавое, — оживляется Стас. — Помнишь, у Анютки в классе был мальчик…
Голос у него срывается, он сглатывает, смотрит в стол. Бездна в глазах возвращается. Игорь не выдерживает, заказывает пива.
— Пей, пей, я за руль сяду, — говорит Настя, разлучница. Это из-за неё тогда Игорь всё бросил и помчался из своей налаженной жизни в новую, оставляя за бортом жену, детей, родной город, карьеру и семнадцать лет брака.
Настя успокаивающе гладит Стаса по плечу, видно, что уже подружились. Наташа смотрит в себя — ревности никакой нет. Как будто и её самой уже больше нет, есть остаточное эхо, по инерции еще обладающее физическим телом. Она отхлёбывает невкусный теплый кофе, смотрит Насте прямо в глаза, так и не определившись, что бы ей хотелось сказать.
«Если бы ты, сука, Игоря не увела из семьи, если бы он остался с нами, то, возможно, мы бы вместе спасли Анюту, или сразу уехали туда, где никого не надо спасать?» или «Спасибо тебе, если бы Игорь тогда не уехал с тобой в Волгоград, он бы давно уже лежал мёртвым в безымянной могиле, а Анюта бы погибла все равно?
Внезапно прервав поцелуй, Лера вскочила, ужаленная непонятным ужасом. Она почувствовала на себе взгляд из темноты. Как будто на площадку, где они сидели, незаметно опустилось холодное облако чьего-то внимания, злого и безжалостного. Девочка вдруг поняла, что уже совсем темно, свет фонаря сюда почти не достает, что желтая клоунская морда гусеницы-карусели смеется зловеще, что августовская ночь прохладна, а её кожа покрылась мурашками. Она крепко сжала Димину руку.
— Мне пора, — сказала она резко. Дима закивал, пряча разочарование — прошлое свидание было длиннее. Он даже не успел прочесть ей свои новые стихи.
— Я провожу, — сказал он. Лера помотала головой.
— Поймают, — сказала она. — Вожатые обход делают каждый час. Я сама проскользну потихоньку. Давай тут же увидимся, через три дня.
— А может, завтра? — спросил Дима с надеждой. Лера улыбнулась сквозь страх, сердце растаяло от радости — он хочет её видеть поскорее.
— Ладно, давай завтра.
Она кралась вдоль дорожек, стараясь держаться в тени. Мимо туалета, за деревьями, через клумбу. Ужас скользил за ней, приближался, дышал в затылок. Лера уговаривала себя не бояться, но бежала все быстрее. Вот и окна корпуса. По дорожке под фонарём, или вокруг душевой, через кусты? Она сделала шаг к душевой и вдруг поняла, что неизвестное зло и опасность ждут ее именно там, затаившись в тени. И что даже если она туда не сунется, тот, кто ждет, выйдет к ней и нападёт. Лера замерла, двинуться сил не было. Ужас был всё ближе, вот сейчас она его увидит, но будет поздно…
Послышались шаги, хруст гравия, на дорожку под фонарем вышел начальник лагеря Георгий Иванович, держа за руку одну из вожатых, хорошенькую Светлану с длинной косой. Лера сбросила оцепенение и почти выпала из тени на дорожку перед ними.
— Пивкина! — подпрыгнул Георгий Иванович, отпуская руку девушки. — А мы тут идём… обходим лагерь. Ты почему не в постели?
— Живот разболелся, — соврала Лера, кивая на кабинки туалета. — Надо было… срочно.
Светлана отвела ее в палату, качая головой. С крыльца корпуса Лера обернулась. Георгий Иванович, переминаясь, ждал под фонарём. За его грузной фигурой, в тени здания душевой, затаилась тень. Кто-то в этой тени сверлил Леру глазами и злился, что она ускользнула. Девочка подумала, что, пожалуй, не пойдет завтра на ночное свидание. Хотя Дима будет ждать…
Наташа сидит за столиком кафе на набережной и не пьет свой кофе. Жарко.
— Приглашаем вас на обзорную экскурсию по Волге на одном из наших теплоходов, — зазывает неподалеку мужик с рупором. — Вам откроются замечательные виды на Мамаев Курган…
Через стол у Наташи — вид на её пятнадцатилетнего сына, её бывшего мужа Игоря, бросившего их два года назад, и его беременную новую жену. По силе эмоционального воздействия этот вид сильно превосходит Мамаев Курган.
— Мам, ты где так руку порезала? — спрашивает Стас. Он уже выглядит намного лучше, чем две недели назад, когда они вдвоём ехали на поезде в Волгоград. Она везла своего выжившего сына к его отцу и две ночи сидела без сна на боковой полке, держа его за руку. Сжатые губы Стаса смягчились, скулы чуть округлились, из глаз исчез растерянный ужас ребёнка, падающего в бездну. Он похож на прежнего себя, что обманчиво, потому что прежним ему уже не бывать. Никому не бывать.
— На детской площадке порезалась, — честно отвечает Наташа. — Лагерь ужас какой запущенный, все ржавое, железки торчат.
— Ой, так тебе надо вакцину от столбняка колоть, если ржавое, — оживляется Стас. — Помнишь, у Анютки в классе был мальчик…
Голос у него срывается, он сглатывает, смотрит в стол. Бездна в глазах возвращается. Игорь не выдерживает, заказывает пива.
— Пей, пей, я за руль сяду, — говорит Настя, разлучница. Это из-за неё тогда Игорь всё бросил и помчался из своей налаженной жизни в новую, оставляя за бортом жену, детей, родной город, карьеру и семнадцать лет брака.
Настя успокаивающе гладит Стаса по плечу, видно, что уже подружились. Наташа смотрит в себя — ревности никакой нет. Как будто и её самой уже больше нет, есть остаточное эхо, по инерции еще обладающее физическим телом. Она отхлёбывает невкусный теплый кофе, смотрит Насте прямо в глаза, так и не определившись, что бы ей хотелось сказать.
«Если бы ты, сука, Игоря не увела из семьи, если бы он остался с нами, то, возможно, мы бы вместе спасли Анюту, или сразу уехали туда, где никого не надо спасать?» или «Спасибо тебе, если бы Игорь тогда не уехал с тобой в Волгоград, он бы давно уже лежал мёртвым в безымянной могиле, а Анюта бы погибла все равно?
Страница
3 из 11
3 из 11
