Добавить в моё избранное
35 мин, 29 сек 18546
Я давно знаю, что человеческий ум, стремясь представить логическую последовательность событий, часто натягивает ткань фактов ради гладкости. Возможно, я действительно ничего не чувствовал, и мои нынешние представления были изменены последующими событиями. Во всяком случае, Фред, хоть и неестественно бледный, ничего не сказал, и мы продолжили спускаться в молчании.
Ночь в глубокой долине Таинственного Леса наступает рано. Солнце просто отдыхало на высоком западном пике, когда мы вошли в лес и разбили лагерь. После того как темнота окружила нас, гора, с которой мы спустились, ещё долго светилась мягким золотом.
Мы сидели в сумерках и курили свои трубки. В затемнённом лесу царило глубокое спокойствие, и всё же мы с Фредом были неестественно молчаливы, возможно, думая об одном и том же. Почему большие деревья так рано лишились листьев? Почему птицы перестали петь? Откуда появился слабый, но ясно ощущаемый запах гнили?
Весёлый огонь вскоре развеял наши страхи. Мы снова были двумя охотниками, радуясь нашей свободе и предвкушению добычи. По крайней мере, я радовался. Однако Фред каким-то образом лишил меня чувства безопасности.
— Арт, независимо от причины мы должны признать, что Таинственный Лес мёртв. Почему, дружище, эти деревья не готовятся к спячке? Они мертвы. Почему мы не слышали птиц? Сойки всегда собирались здесь и шумели. И откуда у меня возникло такое ощущение, как только мы сюда пришли? Арт, я чувствителен к этим вещам. Я могу ощутить кладбище в самую тёмную ночь; и вот как я чувствую себя здесь, — как будто пришёл на кладбище. Я знаю, говорю тебе!
— Я тоже это почувствовал, — ответил я, — и запах тоже… Но сейчас всё это уже исчезло. Огонь всё меняет.
— Да, огонь всё меняет. Слышишь стон в деревьях? Думаешь, это ветер? Что ж, ты ошибаешься, говорю тебе. Это не ветер. Что-то нечеловеческое страдает; может быть, огонь причиняет ему боль.
Я натянуто рассмеялся. — Ну, хватит, — сказал я, — а то у меня мурашки от твоих рассказов. Я почувствовал то же самое, что и ты; даже запах, но тот старик просто расстроил нас. Это всё. Огонь всё изменил. Сейчас всё в порядке.
— Да, — сказал он, — теперь всё в порядке.
При всей его нервозности Фред первым уснул той ночью. Мы разожгли большой костёр, прежде чем лечь спать, и я долго лежал, наблюдая за прыгающим пламенем. И я думал об огне.
«Огонь очищает», — сказал я про себя, как бы направляя мысль вовне. «Огонь очищает; огонь — это жизнь. Сама жизнь наших тел сохраняется окислением. Да, без огня в мире не было бы чистоты».
Но я, должно быть, тоже уснул, потому что, когда меня разбудил низкий стон, огонь погас. В лесу было тихо; ни шёпот, ни шелест листьев не нарушали тяжёлую неподвижность ночи. А затем я почувствовал запах… И сразу же запах начал всё усиливаться, пока сам воздух не стал казаться тяжёлым, даже массивным; движимый словно по инерции он, казалось, вдавливался в землю благодаря одному своему весу. Воздух накатывал и кружил в отвратительных волнах запаха. Это был запах смерти и гнили.
Я услышал ещё один стон.
«Фред», — позвал я, и мой голос застрял в горле.
Единственным ответом был ещё более глубокий стон.
Я схватил его за руку и… мои пальцы погрузились в раздутую плоть, как в гниющий труп! Кожа лопнула, как перезрелая ягода, и слизь потекла по моей руке, капая с пальцев.
Преодолев ужас, я чиркнул спичкой; и в свете крошечного пламени увидел на мгновение лицо Фреда! Фиолетовая, раздутая, ползущая плоть почти покрыла его открытые глаза; белые черви кишели на его запыхавшемся теле, извергаясь из ноздрей, и падая на его синевато-багровые губы. Плотное зловоние усилилось; оно было таким густым, что мои замученные лёгкие кричали о помощи. Затем, вскрикнув от ужаса, я уронил зажжённую спичку, бросился в постель и закрыл своё лицо подушкой.
Не знаю, как долго я лежал там, больной, дрожащий, одолеваемый тошнотой. Но потихоньку я осознал проносящийся в верхушках деревьев звук. Большие сучья скрипели и стонали; а сами стволы, казалось, трескались в агонии. Я посмотрел наверх и увидел, что вокруг нас отражается красноватый свет. И, как грохот грома, в мою голову пришла мысль:
«Огонь очищает; огонь — это жизнь. Без огня в мире не было бы чистоты».
И с этой заповедью я встал, схватил всё, что было в пределах досягаемости, и бросил в умирающий костёр. Не ошибся ли я, или запах смерти действительно стал слабеть? Я подтащил дрова и сложил их в высокую кучу. На самом деле было удачей, что спичка, которую я бросил, упала на уже сухие листья!
Когда я подумал о своём приятеле, ревущее пламя подпрыгивало вверх на пять метров. Медленно я обернулся, ожидая увидеть труп, валяющийся в нечистых испарениях отбросов, но увидел спокойно спящего человека! Лицо Фреда покраснело, его руки всё ещё были слегка опухшими; но он был чист! Он дышал.
Ночь в глубокой долине Таинственного Леса наступает рано. Солнце просто отдыхало на высоком западном пике, когда мы вошли в лес и разбили лагерь. После того как темнота окружила нас, гора, с которой мы спустились, ещё долго светилась мягким золотом.
Мы сидели в сумерках и курили свои трубки. В затемнённом лесу царило глубокое спокойствие, и всё же мы с Фредом были неестественно молчаливы, возможно, думая об одном и том же. Почему большие деревья так рано лишились листьев? Почему птицы перестали петь? Откуда появился слабый, но ясно ощущаемый запах гнили?
Весёлый огонь вскоре развеял наши страхи. Мы снова были двумя охотниками, радуясь нашей свободе и предвкушению добычи. По крайней мере, я радовался. Однако Фред каким-то образом лишил меня чувства безопасности.
— Арт, независимо от причины мы должны признать, что Таинственный Лес мёртв. Почему, дружище, эти деревья не готовятся к спячке? Они мертвы. Почему мы не слышали птиц? Сойки всегда собирались здесь и шумели. И откуда у меня возникло такое ощущение, как только мы сюда пришли? Арт, я чувствителен к этим вещам. Я могу ощутить кладбище в самую тёмную ночь; и вот как я чувствую себя здесь, — как будто пришёл на кладбище. Я знаю, говорю тебе!
— Я тоже это почувствовал, — ответил я, — и запах тоже… Но сейчас всё это уже исчезло. Огонь всё меняет.
— Да, огонь всё меняет. Слышишь стон в деревьях? Думаешь, это ветер? Что ж, ты ошибаешься, говорю тебе. Это не ветер. Что-то нечеловеческое страдает; может быть, огонь причиняет ему боль.
Я натянуто рассмеялся. — Ну, хватит, — сказал я, — а то у меня мурашки от твоих рассказов. Я почувствовал то же самое, что и ты; даже запах, но тот старик просто расстроил нас. Это всё. Огонь всё изменил. Сейчас всё в порядке.
— Да, — сказал он, — теперь всё в порядке.
При всей его нервозности Фред первым уснул той ночью. Мы разожгли большой костёр, прежде чем лечь спать, и я долго лежал, наблюдая за прыгающим пламенем. И я думал об огне.
«Огонь очищает», — сказал я про себя, как бы направляя мысль вовне. «Огонь очищает; огонь — это жизнь. Сама жизнь наших тел сохраняется окислением. Да, без огня в мире не было бы чистоты».
Но я, должно быть, тоже уснул, потому что, когда меня разбудил низкий стон, огонь погас. В лесу было тихо; ни шёпот, ни шелест листьев не нарушали тяжёлую неподвижность ночи. А затем я почувствовал запах… И сразу же запах начал всё усиливаться, пока сам воздух не стал казаться тяжёлым, даже массивным; движимый словно по инерции он, казалось, вдавливался в землю благодаря одному своему весу. Воздух накатывал и кружил в отвратительных волнах запаха. Это был запах смерти и гнили.
Я услышал ещё один стон.
«Фред», — позвал я, и мой голос застрял в горле.
Единственным ответом был ещё более глубокий стон.
Я схватил его за руку и… мои пальцы погрузились в раздутую плоть, как в гниющий труп! Кожа лопнула, как перезрелая ягода, и слизь потекла по моей руке, капая с пальцев.
Преодолев ужас, я чиркнул спичкой; и в свете крошечного пламени увидел на мгновение лицо Фреда! Фиолетовая, раздутая, ползущая плоть почти покрыла его открытые глаза; белые черви кишели на его запыхавшемся теле, извергаясь из ноздрей, и падая на его синевато-багровые губы. Плотное зловоние усилилось; оно было таким густым, что мои замученные лёгкие кричали о помощи. Затем, вскрикнув от ужаса, я уронил зажжённую спичку, бросился в постель и закрыл своё лицо подушкой.
Не знаю, как долго я лежал там, больной, дрожащий, одолеваемый тошнотой. Но потихоньку я осознал проносящийся в верхушках деревьев звук. Большие сучья скрипели и стонали; а сами стволы, казалось, трескались в агонии. Я посмотрел наверх и увидел, что вокруг нас отражается красноватый свет. И, как грохот грома, в мою голову пришла мысль:
«Огонь очищает; огонь — это жизнь. Без огня в мире не было бы чистоты».
И с этой заповедью я встал, схватил всё, что было в пределах досягаемости, и бросил в умирающий костёр. Не ошибся ли я, или запах смерти действительно стал слабеть? Я подтащил дрова и сложил их в высокую кучу. На самом деле было удачей, что спичка, которую я бросил, упала на уже сухие листья!
Когда я подумал о своём приятеле, ревущее пламя подпрыгивало вверх на пять метров. Медленно я обернулся, ожидая увидеть труп, валяющийся в нечистых испарениях отбросов, но увидел спокойно спящего человека! Лицо Фреда покраснело, его руки всё ещё были слегка опухшими; но он был чист! Он дышал.
Страница
3 из 10
3 из 10
