Тайна семи

— А что за книгу Вы так стараетесь спрятать, сокрыв под покрывалом?

Лена вздрогнула, но если лгать, то только крупно.

— Это мой личный дневник, — девушка сделала акцент на слове 'личный'.

— А такое прелестное колечко у Вас откуда? — женщина продолжила допрос. — Не видела его у Вас раньше…

— Да вот, — Лена улыбнулась и почувствовала, как сердце пропустило удар. — Гуляла по лесу сегодня, набрела на пляж, о котором, наверняка, никто и не знает. Там было так красиво… — девушка притворно вздохнула, — а потом я заметила яркий, пронзительный блеск в песке. Такое красивое…

— Такое даже грех снять, — Гертруда поспешила удалиться, — тогда, спокойных Вам снов. Надеюсь, Ваш сон будет так же крепок, как смерть.

Уснуть Лене удалось лишь ближе к утру: всю ночь её терзали те слова, прозвучавшие со скрытой угрозой… Гертруда, видимо, догадалась, что это был вовсе не её дневник. И что рыдала девушка явно не из-за первой любви.

Когда Лена проснулась, книги не было, как она ни старалась её найти. 'И как Гертруде только достать её из-под моей подушки? Хоть сплю я и крепко, но чуткости у меня хоть отбавляй', — да, это была та ещё загадка. А потом заметила, что и кольца тоже нет. Лена уже поняла, что тётушка Агриппина знает про её находку: за обедом она постоянно косилась на девушку, хоть и молчала. Это было странно. И теперь было страшно даже находиться рядом со старушкой, зная о её возможных злодеяниях. Но уезжать Лена пока что не собиралась, а вот быть начеку…

Последующие дни Лена практически не появлялась в доме, гуляя по городу и заводя новые знакомства. Конечно, ей было достаточно и тех, которые были, но про тётушку она должна была узнать практически от каждого. И она узнавала: многие считали Агриппину справедливым, но недобрым человеком, способным на подлость. Арина, дочка швеи, которая живёт в двух кварталах от усадьбы тётушки Агриппины, рассказала, что лет пять назад, Агриппина Данилова отняла у всех жителей этого городка книги. Все летописи, сказки, личные дневники, легенды… обосновывая это тем, что 'это поможет поймать убийцу'.

— Уже тогда исчезло с дюжину людей, — Арина сидела у фонтана, болтая рукой в воде, — и никто не сомневался, что это убийца.

— Но ведь исчезновение — дело обыденное, — Лена пожала плечами, — может, волки утащили, или люди заблудились в лесу…

Арина качнула головой и вздохнула.

— Может, у вас в столице это и обыденное дело, но у нас никогда такого не было. Волки уже все перебиты…, а лес может и ребёнок весь обойти, а затем вернуться.

— Но ведь всякое же бывает?… — девушка не собиралась отступать, пока её собеседница не ответила вопросом на вопрос: 'Несомненно. Но как ты объяснишь то, что некоторые исчезли прямо из своих постелей, пока их родные были в доме?' На этом разговор был закончен, и девушки просто сидели у фонтана на городской площади, задумавшись о своём, а вдалеке виднелась удаляющаяся фигура, в руках у которой была ярко-малиновая сумка, похожая на рыбацкую сеть.

И с каждым последующим днём Лена узнавала всё новые и новые детали. Почти во всех случаях пахло жжённой травой, а за день исчезновения люди получали письмо, в котором значилось: 'Ты послужишь благому делу, грешник', и прилагался цветок, имеющий сладковатый дурманящий запах. Это было доказательством, но не в пользу тётушки Агриппины.

Прошло несколько дней. Лена уже узнала многое о тех исчезновениях, успела оценить обстановку и принять решение быть осторожной с тётушкой, пока её лучший друг собирался в путь. В те немногие моменты, когда она находила сеть, она писала сообщения Алексу, рассказывала о новых уликах.

Когда Лена перестала расспрашивать жителей, она решила отдохнуть и за пару дней успела насладиться красивыми пейзажами; её фотограф точно пришёл бы в восторг. Девушка успела побывать в нескольких величественных усадьбах вместе с тётушкой, но где бы она ни оказалась с Агриппиной, везде была на чеку.

В один из немногих жарких солнечных деньков, Лена лежала на небольшом пляже. Волны омывали белый песок, едва касаясь её ступней. Небо было чистым и ясным, и тучки-нахалки не стремились заслонить солнце; это радовало.

— Загораешь, столичная? — один из местных чудаков, Гаврила, вышел со стороны утёса, помахав удочкой.

— Привет, — улыбнулась Елена и сняла очки, — загораю. И в солярий не придётся идти, когда вернусь в столицу.

— Ох, эти ваши словечки! — он сел на песок, неподалёку от девушки, и поставил ведро с рыбами рядом.

О Гавриле Лена услышала на третий день своего пребывания в этом городке. Его знали практически все жители этого городка, но не воспринимали всерьёз: он был обычным сорокалетним пьяницей, подсевшим на алкоголь после смерти матушки.

Многие говорили, что после похорон он слетел с катушек: мол, призраков начал видеть, чуять демонов.