Добавить в моё избранное
426 мин, 53 сек 12437
— поощрил Симон, добывая из куртки вторую флагу и передавая её Некте.
— Хотел, конечно, хотел, но сейчас… — Северин смутился, сам понимая, что сформулировать ту бездну мыслей, что роится в его голове, в один-два вопроса невозможно, но неожиданно спросил: — Ваши очки? они не мешают? Да и зачем?
— Ах, вот вы о чем… — засмеялся агент Преисподней. — Знаете, комиссар, последние семь лет жизни я был слепым. Это, поверьте, очень неприятно для человека родившегося и всю жизнь бывшего зрячим. Так что, очки — это просто аксессуар, память о прошлом, черные стекла которого совершенно не мешают мне сегодня видеть окружающий мир.
— Достаточно, — протянул руку ладонью вперед, будто загораживаясь от незваного консультанта, Северин. — Спасибо, наверное, будет лишним, но — пусть хотя бы так… больше я все равно не придумаю, что сказать.
— Вот и отлично, комиссар, — улыбнулся Симон, поднимаясь со скамеечки. — Кстати, завтра, я думаю, где-то после полудня, к вам зачастят визитеры из Второго бюро, прокуратуры, городского начальства, ну, и прочие непричастные… Мне кажется, вам будет что показать и рассказать вашим недоброжелателям, да и друзьям — тоже.
Агент подмигнул, кивая на застывшую соляным столпом Альфу-Жизель-Ляльку.
— Ты сволочь, Симон… — вяло повторила Некта, твердо сжимающая в руке уже полупустую фляжку с коньяком, когда агент Преисподней насильно поднял её с лавочки и попытался направить в кажущийся узким и темным проход между кустами сирени, выводящий через небольшой проходной дворик к оперативной машине, выделенной пятому отделу. — И ты не побрезгуешь… со мной в машине…
Договорить, что с нею не побрезгует сделать в машине напарник, девушка не успела, оказавшись как-то очень внезапно в уютном, чистеньком и теплом салоне. Здесь, отгороженная от посторонних глаз металлом и слегка тонированным стеклом, Некта, наконец-то, позволила себе расслабиться и, свернувшись почти калачиком на сидении, вдруг тоненько, злобно завыла, как воют не побитые собаки, а раненные, но еще полные сил лесные хищники. Повернувшемуся из-за баранки на неожиданный звук Симону, девушка, с трудом прервавшись на пару секунд, взахлеб, пояснила:
— Мне так… надо… ты давай, вперед и — не думай…
Две недели спустя.
Возле входа в этот непрезентабельный бар, расположенный в узком, извилистом переулке на окраине старой части города, разливалась огромная, покрытая дождевой рябью и маслянистыми разводами лужа невнятного буро-синего цвета, хотя синеву воде, скорее всего, придавали уличные фонари, окруженные разноцветным ореолом разлагающегося в каплях дождя света.
Перешагнувший через лужу Симон остановился, поправляя на переносице совершенно неуместные по такой слякотной погоде черные круглые очки, и предложил шедшей следом Некте руку.
— Ну, вот еще, — недовольно пробурчала девушка. — Нежности телячьи, через такое препятствие я и сама переберусь свободно…
Она, недолго думая, прыгнула, но неудачно — ступила в неожиданно глубокое место на самом краю в считанных сантиметрах до мокрого, лоснящегося влагой асфальта, подняла кучу грязных брызг и с чувством громко выругалась.
Симон удовлетворенно засмеялся, стяхивая с кожаных, почти непромокаемых брюк попавшие на них капли, и сказал не грубо, но колко:
— Довыпендривалась?
— Уж кто бы говорил, — с нарочитым негодованием отреагировала Некта. — Зачем ты меня в этот гадюшник потащил? Тут, я думаю, не только на улице грязь и срач, но и внутри совсем не в твоем и не в моем вкусе… вот влипнешь из-за меня в унылую кабацкую драку, будешь знать…
— Не ворчи, как старушка, — посоветовал Симон. — Сама все увидишь, или уже перестала доверять мне на слово?
— Как же — доверять, — не смогла удержаться девушка. — А кто меня в ангельскую ловушку собственными, можно сказать, руками бросил? так с доверчивыми девушками не поступают.
— И откуда ты знаешь, как поступают с доверчивыми девушками? — поинтересовался агент Преисподней, открывая массивную, с проржавевшими петлями дверь бара.
Разговаривать внутри без хотя бы четверть часовой адатации оказалось невозможно. В тесном помещении с низкими потолками на полтара десятка столиков изнурительно гремела невыразительная, ахающая и охающая басами гитар, бьющая по ушам барабанными отыгрышами музыка. И собравшиеся за столиками посетители вполне соответствовали и грязной луже перед входом, и обшарпанной, выщербленной местами стойке с буфетчиком-барменом, который, все-таки, был больше буфетчиком в клетчатой рубашке с засученными по локоть рукавами. Посетители бара чем-то неуловимо напоминали персонажей плохих детективов — усталые, небритые лица, неприятные, быстрые взгляды блудливых глаз, кепки и шляпы с опущенныеми, обломанными полями, короткие и вонючие сигареты-гвоздики.
— Хотел, конечно, хотел, но сейчас… — Северин смутился, сам понимая, что сформулировать ту бездну мыслей, что роится в его голове, в один-два вопроса невозможно, но неожиданно спросил: — Ваши очки? они не мешают? Да и зачем?
— Ах, вот вы о чем… — засмеялся агент Преисподней. — Знаете, комиссар, последние семь лет жизни я был слепым. Это, поверьте, очень неприятно для человека родившегося и всю жизнь бывшего зрячим. Так что, очки — это просто аксессуар, память о прошлом, черные стекла которого совершенно не мешают мне сегодня видеть окружающий мир.
— Достаточно, — протянул руку ладонью вперед, будто загораживаясь от незваного консультанта, Северин. — Спасибо, наверное, будет лишним, но — пусть хотя бы так… больше я все равно не придумаю, что сказать.
— Вот и отлично, комиссар, — улыбнулся Симон, поднимаясь со скамеечки. — Кстати, завтра, я думаю, где-то после полудня, к вам зачастят визитеры из Второго бюро, прокуратуры, городского начальства, ну, и прочие непричастные… Мне кажется, вам будет что показать и рассказать вашим недоброжелателям, да и друзьям — тоже.
Агент подмигнул, кивая на застывшую соляным столпом Альфу-Жизель-Ляльку.
— Ты сволочь, Симон… — вяло повторила Некта, твердо сжимающая в руке уже полупустую фляжку с коньяком, когда агент Преисподней насильно поднял её с лавочки и попытался направить в кажущийся узким и темным проход между кустами сирени, выводящий через небольшой проходной дворик к оперативной машине, выделенной пятому отделу. — И ты не побрезгуешь… со мной в машине…
Договорить, что с нею не побрезгует сделать в машине напарник, девушка не успела, оказавшись как-то очень внезапно в уютном, чистеньком и теплом салоне. Здесь, отгороженная от посторонних глаз металлом и слегка тонированным стеклом, Некта, наконец-то, позволила себе расслабиться и, свернувшись почти калачиком на сидении, вдруг тоненько, злобно завыла, как воют не побитые собаки, а раненные, но еще полные сил лесные хищники. Повернувшемуся из-за баранки на неожиданный звук Симону, девушка, с трудом прервавшись на пару секунд, взахлеб, пояснила:
— Мне так… надо… ты давай, вперед и — не думай…
Две недели спустя.
Возле входа в этот непрезентабельный бар, расположенный в узком, извилистом переулке на окраине старой части города, разливалась огромная, покрытая дождевой рябью и маслянистыми разводами лужа невнятного буро-синего цвета, хотя синеву воде, скорее всего, придавали уличные фонари, окруженные разноцветным ореолом разлагающегося в каплях дождя света.
Перешагнувший через лужу Симон остановился, поправляя на переносице совершенно неуместные по такой слякотной погоде черные круглые очки, и предложил шедшей следом Некте руку.
— Ну, вот еще, — недовольно пробурчала девушка. — Нежности телячьи, через такое препятствие я и сама переберусь свободно…
Она, недолго думая, прыгнула, но неудачно — ступила в неожиданно глубокое место на самом краю в считанных сантиметрах до мокрого, лоснящегося влагой асфальта, подняла кучу грязных брызг и с чувством громко выругалась.
Симон удовлетворенно засмеялся, стяхивая с кожаных, почти непромокаемых брюк попавшие на них капли, и сказал не грубо, но колко:
— Довыпендривалась?
— Уж кто бы говорил, — с нарочитым негодованием отреагировала Некта. — Зачем ты меня в этот гадюшник потащил? Тут, я думаю, не только на улице грязь и срач, но и внутри совсем не в твоем и не в моем вкусе… вот влипнешь из-за меня в унылую кабацкую драку, будешь знать…
— Не ворчи, как старушка, — посоветовал Симон. — Сама все увидишь, или уже перестала доверять мне на слово?
— Как же — доверять, — не смогла удержаться девушка. — А кто меня в ангельскую ловушку собственными, можно сказать, руками бросил? так с доверчивыми девушками не поступают.
— И откуда ты знаешь, как поступают с доверчивыми девушками? — поинтересовался агент Преисподней, открывая массивную, с проржавевшими петлями дверь бара.
Разговаривать внутри без хотя бы четверть часовой адатации оказалось невозможно. В тесном помещении с низкими потолками на полтара десятка столиков изнурительно гремела невыразительная, ахающая и охающая басами гитар, бьющая по ушам барабанными отыгрышами музыка. И собравшиеся за столиками посетители вполне соответствовали и грязной луже перед входом, и обшарпанной, выщербленной местами стойке с буфетчиком-барменом, который, все-таки, был больше буфетчиком в клетчатой рубашке с засученными по локоть рукавами. Посетители бара чем-то неуловимо напоминали персонажей плохих детективов — усталые, небритые лица, неприятные, быстрые взгляды блудливых глаз, кепки и шляпы с опущенныеми, обломанными полями, короткие и вонючие сигареты-гвоздики.
Страница
87 из 130
87 из 130
