Долг

Напряжение с Кирильцева слетело как сигаретный дым от сильного порыва ветра. Он одарил Иваницкого счастливой улыбкой. Володя не разочаровал его.

— Есть! — громко рапортовал Кирильцев и, выполнив строевой разворот кругом, шагнул за дверь.

Не смотря на глубокую ночь, его коллеги будучи исполнять поставленные задачи, а он пока соберется с мыслями.

Все. Теперь он один. Но мысли все равно путались и наползали друг на друга, коверкаясь и слипались в мутную кашу. Иваницкий не заметил, как уснул. Все же сказывался хронический недосып. Яркие сюрреалистические картинки понеслись перед глазами. Он никак не мог понять: где он находится и что с ним происходит. Более того, у него впервые были такие удивительные сны, больше напоминающие ожившую абстрактную живопись, наполнившуюся еще более странными звуками и ощущениями.

Проснулся Володя уже с восходом солнца. Лязгнула дверная ручка и легко скрипнули петли открытой двери. Веки Иваницкого распахнулись, пустив в мозг картинку безмерно гордого собой Попова. Тот светился всеми красками счастья и гордости.

— Вова. Босс. Гражданин начальник, — Дима пытался подобрать нужное обозначение для руководителя. — Я расколол его. Млять. Точно расколол. Во! Протокол допроса!

Попов протянул Иваницкому мятые исписанные листы.

— Ты только посмотри, что нарыли. За такое раньше медальки навешивали и звездочек на погоны добавляли.

Внешний вид документа заставил Иваницкого замереть. Сочетание белой бумаги, черных написанных слов и кровавых отпечатков человеческих пальцев создавало уникальное ни с чем несравнимое внутренне ощущение реальной живой работы. Этот клочок бумаги был все равно как знамя. Но не то знамя части стоящее на почетном месте под стеклянным колпаком и с караульными вокруг. Это было знамя части, вынесенное из боя с подпалинами и дырами от осколков и пуль, с запахом пороха и брызгами человеческой крови героев и поверженных врагов. Вот она их работа. Вот то доказательство служения, которое требовалось от них. Вот она правда, поднятая на поверхность и освобожденная от лжи. Его начало наполнять исступление. Он не чувствовал усталости, его ум был бодр и мысли снова прозрачны и чисты как зимний лед в роднике.

Быстро пробежав глазами протокол допроса бывшего уголовника, он не столько вникал в смысл написанного, сколько разглядывал окровавленную бумагу, навивал на нее слова, изложенные черными кривыми буквами, сопоставлял полученный образ с тем великим служением, которого удостоился. Это было еще одним доказательством его правоты и прозорливости. С этих удивительных листов в него текло понимание очередного преступления против людей, порождая в его душе желание выжечь скверну жестоко и страшно, чтобы те кто это все устроил, корчились в огне от боли, искупая свои злодеяния.

Принесенные Поповым сведения действительно заслуживали внимания. Иваницкий представил, как бы воспринималось все это в прошлой мирной жизни. Сотрудники ФСИН при участии высших чинов Министерства Юстиции и МВД сформировали из бывших и не бывших заключенных отряд, который комплектовали только зеками самых низших каст. Отряд обиженных в полной секретности готовили серьезно и обстоятельно на базе учебного центра ФСИН. Созданный для борьбы с одиозными фигурами преступного мира, отряд в своей преступной деятельности выходил далеко за рами поставленных задач. Количество и тяжесть преступных эпизодов, которые поведал участник отряда Пистон, вполне тянули на несколько пожизненных сроков или на долгую мучительную сметь для каждого из его участников. Отряд был хорошо подготовлен, вооружен и обеспечен материально. За последние дни отряд понес значительные потери в количестве трех десятков человек, но банда все равно оставалась крупной. Сейчас отряд составляла практически сотня бойцов.

Опасность такого формирования просто зашкаливала. Его нужно было немедленно уничтожать. Также следовало уничтожить тех, кто создал и руководил этим петушиным отрядом. Целый лист протокола занимал перечень сотрудников ФСИН и МВД задействованных в организации и обеспечении деятельности отряда.

— Вот это, да! Пошли. Покажешь жулика, — уставившись на замершего Диму, сказал Иваницкий.

Тот зарделся как довольная похвалой учителя отличница и, смущенно отступил в сторону, пропуская начальника вперед. Ему была приятна реакция босса на его работу.

Выходя из кабинета, Володя на мгновение остановился перед четырьмя, процарапанными на белом дверном полотне, буквами. Непонятное томление опять толкнулось глубоко внутри. Второе откровение застряло где-то совсем рядом и продолжало его беспокоить, ожидая когда эта бестолочь Вова откроет для себя очевидные вещи, без понимания которого он не мог продвинуться в своем служении ДОЛГУ ни на сантиметр.

Попытки осознать то, что он пока не мог понять, не оставляли его всю договору до пыточной. Шагая по коридору первого этажа, Иваницкий свернул на лестницу в подвал.