И настанет день третий

Я задрал голову и с подозрением уставился на плотную пылевую завесу, которая перемешиваясь с низкими багровыми облаками, образовывала что-то вроде гигантского купола, накрывающего собой весь рудник. Нападение скорее всего последует именно оттуда. Хотя, кто его знает. Может коллеги Велиала притаились где-то в недрах земли и только и ждут повода, чтобы выскочить из своих нор, словно разъяренные тарантулы.

Я не стал искушать судьбу. Победа над одним демоном ничего не значит. Мне просто повезло. Возможно в первый и последний раз. На чужой территории, во враждебном мире даже самому-присамому везунчику все равно долго не продержаться.

Плетясь вслед за львицей, я с тоской глядел по сторонам. Лица, лица, лица. Покрытые серой пылью, изможденные, с потухшими впалыми глазами и пересохшими растрескавшимися губами. Когда я проходил мимо, они поворачивались ко мне и бросали быстрые затравленные взгляды. Никто и никогда так на меня не смотрел. Радость, вспышка надежды, а затем медленное угасание. И это у всех и у каждого.

Оно и понятно. Всего несколько часов назад я еще был живым человеком, я пришел из мира живых, я еще выглядел как живой. Я был напоминанием, связью с тем прошлым, которого узники преисподней лишились навечно. Но как ни странно, они даже не решались окликнуть меня. Они были напуганы, сломлены и покорены.

— Эй, морячек, как там наверху?

Я ошибся. Один из приговоренных все же заговорил со мной.

— Да уж повеселее, чем здесь. — Мой взгляд остановился на высоком молодом мужчине с увесистой киркой в руках. Он был голым по пояс. На хорошо развитом торсе перекатывались тренированные мускулы.

— Яков, когда пробегал тут со своей тележкой, крикнул, что ты идешь, что ты русский.

— Русский, — подтвердил я.

— Откуда?

— Из Питера.

Я перешел на коротенькие шажки, стараясь двигаться медленнее черепахи. Приказ Дьявола выполнялся. Передвигаюсь в заданном направлении — это главное, а вот про скорость, насколько я понял, в инструкции сказано ничего не было.

— Из Питера? Во везуха! — в глазах моего собеседника засветилось неподдельное счастье. — Я тоже из Ленинграда. — парень толкнул в плечо работающего рядом солдата в форме эпохи наполеоновских войн. — Слыш, Анри, земляка встретил.

— Поздравляю, — Анри отмахнулся от соседа и продолжил рубить серебристо-серую породу.

Мне очень хотелось перекинуться хоть парой словечек с этим незнакомым русским парнем, открытое честное лицо которого никак не вязалось со словом «грешник». Комсомолец, жизнелюб, спортсмен, вот наверняка и весь перечень его грехов.

Останавливаться запрещено! В мозгу вспыхнул суровый приказ. А чтоб тебя…! На прощание я махнул парню рукой, и в потоке людей, толкающих перед собой деревянные тележки, двинулся вглубь рудника.

— Постой! — молодой человек рванулся вслед за мной. — Может, браток, ты знаешь Иру Маркову? Она студентка, художница, папа у нее профессор. Жили они на Невском.

— Маркова, говоришь? Знавал я одних Марковых. Правда, было это… А в каком году ты… — я запнулся подбирая нужные слова. — Короче, помер ты в каком году?

— В восьмидесятом. Помню, только-только олимпиада в Москве отгремела.

— Если в восьмидесятом, то мои знакомые отпадают. Они в Ленинград переехали где-то в середине девяностых. — Я отвел глаза. — Прости, друг, ничем не могу помочь.

— Невеста это моя, — горло парня сдавил удушающий спазм. — Узнать бы, как она там. Любил я ее очень. А перед смертью даже проститься не удалось. Током меня в нашей мастерской долбануло. Я ведь скульптор. Варили мы с товарищем потрясную композицию из старого железа, которое пионеры на металлолом сволокли. Короче должен был получиться полный авангард. А сварочный аппарат дрянь, старье. Ну, и коротнул он, значит… Вот незадача, понимаешь ли.

— Понимаю, сочувствую, но к сожалению…

Я так и не успел договорить. Слова утонули в диком вое, обрушившемся с небес. Вскинув голову, я обнаружил здоровенного огнедышащего дракона, который падал прямо на наши головы. На загривке у него восседал всадник, одетый в развивающийся черный балахон. В левой руке наездник держал жезл, напоминающий извивающуюся гадюку. То, что этот чудовищный кавалерист прибыл по наши души, не было ни какого сомнения.

— Беги, с Абигором тебе лучше не встречаться, — Парень схватил меня за плечо, развернул и толкнул вдоль тропы.

— А ты? — в растерянности я обернулся.

— А мне бежать некуда, — он с горечью и отчаянием покачал головой. — Эх, надоело все! Хоть вспомню, что значит быть человеком! — Бросив на меня прощальный взгляд он вдруг добавил. — Меня между прочим Юра зовут. Это так, может, вспомнишь когда. А теперь беги!

Юноша поднял наперевес свою увесистую кирку и сделал шаг навстречу чудовищу. Обитатели каменоломни отпрянули в стороны, и молодой скульптор остался стоять один на неширокой каменистой площадке, похожей на цирковую арену.