Король и Шут

Шут спокойно отнесся к своему новому знакомому и даже протянул ладонь. Здоровяк прищурился и выждал несколько мгновений, вдруг незнакомец передумает, забоится поручкаться с душегубом. Не передумал и не забоялся.

— Королевский шут, — представился Прохор.

— Кабош, — ответил тот рукопожатием.

— Позволь поинтересоваться, отчего смурной? Вокруг все радуются, — Он обвел взглядом таверну. — Хотя, с такой работой веселым не будешь.

Палач горько усмехнулся.

— Не в этом дело, господин весельчак. Ну, и в этом тоже. Душевное горе у меня, вот я и пью. Страшный я человек, — и он опустошил очередную кружку.

Прохор окрикнул жену хозяина и указал на стол.

— Приберись, дорогуша, и принеси еще парочку. Попозже, а мы пока покурим, да? — Мадлен собрала посуду на поднос и удалилась, получив напоследок шлепок по заду. Шут обратился к палачу. — Рассказывай, не держи в себе.

Собеседники закурили, выпустив в потолок струйки едкого сизого дыма. Кабош потрепал свои седые вихры, затянулся и произнес.

— Это довольно печальная история и произошла она тридцать лет назад, — Прохор погрузился в воспоминания палача. Он не слышал ничего вокруг, только речь здоровяка. — Я был тогда молод и горяч, как ты, и любил одну девушку, красоты необыкновенной. Давно любил, с самого детства. Признаться в своих чувствах ей я не мог, стеснялся. Да и как? Я кто? Палач. А она… Она держала гадальную лавку. Хаживал я мимо ее магазинчика, иногда заходил, чтобы полюбоваться ею. Со временем стал замечать, что повадился к ней торговец с соседней улицы. Премерзкий такой тип. Я, знамо дело, начал за ним приглядывать, а однажды подошел и сказал, чтобы он отстал от Мари, так звали мою возлюбленную. Более того, я набрался храбрости и признался-таки в своих чувствах. Оказалось, она тоже ко мне присматривалась. Вскоре все узнали о наших чувствах, но старика это не остановило, даже наоборот. Он стал появляться все чаще у лавки, ежедневно приходил на сеансы гадания и щедро одаривал Мари. Я ничего не мог сделать, ведь старик ни намеком, ни делом не попытался оскорбить мою избранницу. Ей, кстати, я тоже не рассказал, кем являюсь на самом деле. Держал в тайне. Всех остальных тоже приходилось обманывать, говорить, что работаю посыльным при дворе. Сам понимаешь. Так вот, однажды мы собрались пожениться и уже назначили день свадьбы, но… — Кабош тяжело вздохнул и продолжил. — Тут случилось страшное: в ее дом пришли гвардейцы. Ее обвинили в колдовстве. Я буквально вис на руках стражников, умоляя оставить ее в покое, говорил, что они ошиблись, но солдаты были непреклонны. Мари забрали и бросили в темницу.

На суде я узнал, кто виновник наших бед. Им оказался тот самый старик. И знаешь, что он придумал?! Эта гнида сочинила целую историю. Он в зале суда целое представление устроил, сволочь! Сказал, что встретил Мари у пруда, и та сама предложила погадать ему, а потом, якобы, набросилась на него с ножом, пытаясь вырезать сердце. На месте преступления даже нашли окровавленные карты и кое-какие личные вещи Мари. Видать, эта тварь выкрал их из лавки. Потом еще и очевидец нашелся. Тоже старик какой-то. Я пытался свидетельствовать в пользу любимой, да и все знакомые тоже, но все без толку. Никто не хотел разбираться правда это или нет. Судье предъявленных доказательств вполне хватило, чтобы вынести приговор.

И вот на следующий день я вынужден был привести приговор в исполнение. За колдовство Мари присудили сорок ударов плетью. Сорок! Представляешь?! Я должен собственноручно наказать свою любимую, которая искала меня в толпе ротозеев, а я стоял рядом и лил слезы. Каково бы ей было узнать, кто за ее спиной вымачивает плеть в соленой воде? Я бил и плакал, бил и плакал. Мое сердце хотело разорваться на части, но я ничего не мог поделать. Отказаться? Но тогда бы мое место занял другой, и на Мари живого места не осталось бы, ведь я бил в четверть силы, слабее не мог, сам понимаешь. Когда экзекуция закончилась, я вздохнул с облегчением, но тут глашатай в буквальном смысле убил меня. Оказалось, что порка — это только часть приговора. Согласно второй его части, Мари обвинялась в колдовстве! Простая гадалка вдруг, ни с того, ни с сего, стала колдуньей. Как, ты мне можешь объяснить?! — шут молчал. Он прекрасно понимал, о чем говорил Кабош. Та казнь ведьмы, то сожжение, стало последним в истории королевства, но от этого не стало легче. По меньшей мере, палачу. — Ты только представь: я собственноручно привязал свою любимую к столбу и… Ее крик до сих пор стоит в моих ушах.

К столику подошла Мадлен и поставила две кружки пенного пива и тарелку сухарей. Шут жестом попросил сразу повторить, и они с палачом залпом опустошили посуду.

— Не представляю, как ты с этим живешь, — вздохнул Прохор. — Это же такой груз!

— Вот так, — Кабош смахнул слезу с морщинистой щеки. — Я долго маялся, не спал ночами, думал, что делать и как жить дальше и, в конце концов, решился на месть.