Король и Шут

Чует мое сердце, не кончится добром наше мероприятие!

— Накаркай еще! — зашипел на него шут. — У тебя язык, что помело. Хуже базарной торговки, ей-богу.

Прохор покачал головой и толкнул тяжелые створы.

Шут надеялся увидеть здесь скопление дюжих мужиков, с суровыми, обветренными лицами, изъеденными солью руками, но обнаружил лишь тишину. Вместо бывалого шума, крика и зычного хохота по коридору гуляло только эхо шагов. Комнаты пустовали: на койках не было спящих рыбаков.

— А куда все подевались? — шепотом спросил Фрэд.

— Мне тоже интересно, — Прохор задумчиво почесал подбородок. — Нужно старосту найти и расспросить.

Тот нашелся в самой дальней и темной комнате, с окнами напрочь закрытыми ставнями. Естественно, мужик оказался изрядно выпившим. Он сидел в кресле за пыльным столом и разглядывал свои сапоги. Услышав скрип дверных петель, рядчик поднял затуманенный вином взгляд и стал всматриваться в полоску света, что неожиданно ворвалась внутрь помещения.

— Кого нелегкая принесла? — просипел староста. — Дураков выходить в море нет. Ни за какие деньги. Рыбы не будет год, как минимум, а то и два!

Шут покачал головой и попросил писаря найти хоть какой-нибудь источник света. Фрэд вернулся через минуту с мерцающей масляной лампой. Пляшущий на кончике фитиля огонек рассеял мрак. Постепенно пламя разгорелось и смогло осветить весь кабинет.

— Я официальное лицо, присланное королем Генрихом. Извольте встать и представиться, как подобает, — вежливо попросил шут. — Это — придворный летописец. Все, что вы скажите, будет занесено в книгу.

Мужик кое-как поднялся, но руки от стола убрать побоялся. Шмыгнув носом, он облизал сухие, потрескавшиеся от морской соли губы, мотнул головой, отбрасывая челку в сторону, и проговорил.

— Ганс Гроубен, пердес… педсред… М-м-м, — рядчик закатил глаза, набрал полную грудь воздуха и выпалил. — Председатель артели. Уф!

— Почему не работаете? — Прохор смахнул со стола пыль и присел на край, рассматривая картины с морскими пейзажами, висевшие на стенах кабинета между шкафами, где хранились все отчеты по ловле рыбы, омаров, креветок и мидий за последние лет сто. Мужик опять тряхнул головой, и его слегка качнуло. — Можете сесть.

Рядчик вздохнул и опустился в кресло.

— Вы уж меня извините… Ик… За… Ну, это…

— Ничего, — понимающе кивнул Прохор. — Продолжайте.

— Мужики отказываются выходить в море. Как только судна к берегу пристают, аккурат в полночь, надвигается с воды туман и стоит до восхода, а с первыми лучами солнца отступает. Все ничего, но улов исчезает. Так это еще полбеды: с лодок паруса пропадают, а они, извини-подвинься, немалых денег стоят. Люди покинули прибрежные селения. По городу слухи поползли, что это сын морского духа, — Гроубен перешел на шепот. — А некоторые поговаривают, что это сам Дагон гневается на нас, вот только не понятно за что.

— Знамо за что, — писарь почесал кончиком пера нос. — Пить надо меньше, а работать больше.

— Не, — помотал головой Ганс и потянулся к бутылке, но Прохор его опередил. — Пить я уже после начал, да и то в долг. Работы нет, нет и прибыли. Да чего там говорить, деньга вовсе перевелась, только уловом и жили. Мало, что торговые мужики разбрелись кто куда, так с окрестных деревень люд пропадает уже. Несколько опытных моряков сгинули. Того и гляди, весь Кромстен опустеет. Надо как-то бороться с этой напастью.

Шут потер подбородок.

— Ну, собственно говоря, для этого мы сюда и прибыли. Но нам понадобится помощь. Я вкратце изложу свой план. Вы в состоянии запомнить?

Гроубен отрицательно замотал головой, но ответил утвердительно.

— Да.

Прохор поманил председателя пальцем, и когда тот приблизился, что-то зашептал ему на ухо. Продлился монолог долго, ибо временами Ганс хмурился, давая понять, что не понял или потерял суть. Шуту приходилось повторять. В конце концов, рядчик кивнул и пожал протянутую ладонь.

— И это, — Фрэд махнул рукой куда-то в сторону. — Проветрите помещение, а то у вас, кажись, попугай от вони сдох.

Председатель встал и, покачиваясь, подошел к клетке, что стояла на подоконнике, навис над ней и присмотрелся к несчастной птице.

— Не, попугай жив. Дышит еще, — и усмехнулся.

Шут и писарь покинули артель и вышли на улицу, где их встретил порыв соленого ветра. Прохор поднял воротник и перехватил развивающиеся волосы шнурком, превратив шевелюру в миниатюрный конский хвост.

— Фрэд, ты возвращайся в гостиницу, а мне надо отлучиться по делам. Схожу к наместнику, король небольшое поручение дал. Договорились?

Тот вздохнул и поежился.

— Договорились.

Не произнеся больше ни слова, шут и писарь разошлись в разные стороны.

Из-за свинцовых туч невозможно было разобрать, что сейчас на дворе: утро, день или вечер.