368 мин, 1 сек 15130
Бешеными глазами на обреченного смотрел Грек. В его руке блестел нож, но он никак не мог решиться.
— Режь, — выдохнул Перец. Он еще дышал.
Резать не пришлось. Послышался шум и вся шестиметровая гирлянда кишечника, сворачиваясь кольцами рухнула на пол, рядом с отпрянувшим Греком. Вот тогда он и заорал «пошли вон!» — страшный, с белыми глазами, блестевшими на залитом кровью лице.
— Отмучился Перец, — тихо сказал Макс, кивком головы поблагодарив ее за перевязку. — Хороший был человек. Когда буду книгу писать, отдельно о нем напишу.
Он привалился спиной к груде сваленных в углу ящиков и закрыл глаза. В сторону той двери, за которой остались Перец с Греком, он старался не смотреть.
Единственная лампочка, вкрученная в патрон под потолком, время от времени гасла, и тогда Нике казалось, что света больше не будет. Приступы острого страха, вызванного боязнью темноты, чередовались с облегчением, сразу после того, как лампочка загоралась снова. Потом Ника привыкла. Усталость завладела телом и на эмоции просто не осталось сил.
Небольшое проходное помещение, в котором сидели новички, было выложено сверху донизу белым кафелем. Отсюда просматривался длинный коридор, ведущий от света в темноту. При одном взгляде на бетонные стены и застланный железными листами пол, Нике стало плохо. О том, как они будут выбираться отсюда, когда Перец умрет, она старалась не думать.
В противоположном углу сидел Краб. В стеклянных глазах отсутствовал всякий смысл. Подвернутые штанины оголяли белые худые ноги. Кровь из глубоких царапин текла по ногам, минуя грязные полосы, в которые превратились повязки, сбитые у щиколоток, забиралась в ботинки. Краб не двигался. Он смотрел себе на ноги словно вид крови, выступающей из царапин, завораживал его.
Вот бестолочь, в сердцах подумала Ника, так и будет сидеть!
— У тебя бинт остался? — не выдержала она.
Вместо Краба отозвался Макс, успевший заснуть.
— А? — встрепенулся он. — Кто остался?
— Спи, — успокоила она его. — Я первый покараулю.
— Ты гений, Очка…, — промямлил он и заснул на полуслове.
— У тебя бинт остался, Краб? — шепотом спросила она. Еще не хватало, чтобы она тратила на него собственные запасы.
Прошло немало времени, прежде чем Краб очнулся и поднял на нее глаза. Красные с опухшими веками.
Ей пришлось еще раз повторить вопрос. Только тогда в глазах его мелькнуло понимание. Краб разлепил сухие губы и вытолкнул невнятное «да».
— Давай сюда, помогу, — зло сказала она. — Противно смотреть, как ты кровью истекаешь.
И помогла. Как маленькому ребенку промыла раны раствором антисептика. Наложила достаточно тугие повязки, чтобы остановить кровь. Сразу после этого, Краб жадно опрокинул в рот полфляги воды. Привалился виском к холодной стене и закрыл глаза. Он глубоко и ровно задышал, даже не сказав ей «спасибо».
Ника сидела на чем-то деревянном и от нечего делать всматривалась в спящие лица. Макс спал сном праведника. Спокойное расслабленное лицо, размеренное дыхание.
Краб вздрагивал во сне, поджимал синие губы. По его худому, изможденному лицу, покрытому двухдневной щетиной, пробегала судорога. Это делало его более неприятным, чем обычно.
В наступившей тишине, обостренный слух улавливал любой шорох, доносившийся из соседнего помещения.
— Шей, тебе говорю, — тихий голос, без сомненья принадлежавший умирающему Перцу, был для Ники подобен удару грома.
Послышалась возня, потом что-то упало.
— Легче, Грек. Мне… больно.
— Так?
— Да… еще здесь стяни. Туже. Пусть кожа внахлест идет, чем дырка останется.
Установилась долгая пауза.
Ника лихорадочно соображала. Она пыталась себе представить, как они затолкали внутрь Перца все то, что высыпалось из люка. Вместе с грязью и мусором, со всем, что налипло на кишечник. И как можно было вместить все это в живот? Ладно — втиснули, ладно — зашивают. Но возможно ли, чтобы человек после Этого жил? Да еще и разговаривал. И не то, чтобы просто разговаривал — советы давал!
Все это в голове не укладывалось.
— Грек… брось туда всю эту фигню. Подальше, в угол. Крысы съедят…
— Не жалко? — сдавленно прошептал проводник. — На память оставить не хочешь?
— Смешно… тебе. Давно… пора было от этого дерьма избавиться.
Помолчали.
— Давно это началось?
— А я знаю? — Перец понизил голос до еле слышного шепота.
Ника осторожно встала. Тщательно выбирая место, куда можно поставить ногу, не опасаясь постороннего шума, она подошла к двери и прислонила ухо к щели.
— … прекрасный день есть и пить перестал. Только и всего. Не требовалось. И внутри, понимаешь, будто что-то чужое ворочалось.
— Почему к доктору сразу не пошел? Говорят, на ранней стадии…
— Говорят, говорят… Некогда было.
Страница
66 из 108
66 из 108