Кровавые небеса

Я хочу помочь, ясно?

Шоколадные глаза метнулись в сторону валяющегося в дверях менеджера, потом снова обратились ко мне.

— Ясно. — Ответил он, сглотнув. У него оказался приятный баритон. — Не понимаю лишь, зачем тебе это нужно.

— Сама не понимаю. — Буркнула я. — Так ты мне поможешь?

Кивок.

В нескольких местах повязки слегка сползли и стали видны глубокие порезы, едва начинающие затягиваться. Раны явно оставлены острым ножом. Проблема состояла в том, что внутрь попала инфекция: ткани припухли и покраснели, а из порезов сочилась сукровица пополам с гноем. Плохо дело.

С трудом мне удалось усадить его в кресло, укутав золотистой тканью-драпировкой. Судя по сжатым челюстям и судорожно стискивающим подлокотники пальцам, это было больно.

— Здесь есть лифт? — Спросила я, оглядываясь в поисках запасного выхода. Вряд ли я сумела бы подняться с креслом по лестнице.

— Да. Нужно пройти коридор до конца и повернуть направо. За поворотом, в нише, находится служебный лифт.

— Куда он ведёт? — Уточнила я, уже толкая кресло в указанном направлении.

— В комнату позади бара, там хранятся бутылки с выпивкой и запасная посуда… — он запнулся, зашипев от боли, когда кресло наткнулось на порожек.

Мы подъехали к лифту и я нажала кнопку вызова. В зеркальной стене кабины отражалась я, стоящая позади инвалидного кресла и измождённого вида молодой человек, в ожидании косящийся на ножны с булатным клинком. Его била дрожь и оставалось только надеяться, что дело не дошло до заражения крови.

— Нужно прикрыть твоё лицо, чтобы не вызывать лишних вопросов. Если тебя узнает кто-нибудь из персонала или посетителей, могут возникнуть подозрения. — Объяснив таким образом свои действия, я высвободила один конец золотистого полотна и прикрыла им лицо Златана. Теперь он напоминал рождественский подарок. Ага, надеюсь, охрана не станет совать сладости мне в чулочки.

Створки лифта раскрылись и мы оказались в небольшом слабоосвещённом помещении, уставленном стеллажами с бутылками и какими-то ящиками. Подсобка. В нашем распоряжении имелась только одна дверь, так что выбирать не приходилось. Вот так мы и появились за барной стойкой, перед опешившим барменом: моя наглая морда да золотистый свёрток в инвалидке. Сюрприз.

— Что вы здесь делаете? — Спросил опомнившийся бармен, тряхнув собранными в хвост дредами.

— Карл завернул мне с собой. — Ответила я, скользнув по нему ленивым взглядом и как ни в чём не бывало поехала дальше. Или покатила? Один чёрт. Барная дверца распахнулась от толчка моего ботинка и вот мы уже лавируем меж весёлых посетителей. Некоторый ажиотаж всё же присутствовал — его вызвал загадочный золотистый свёрток, который я толкала впереди себя. Это могло быть чем угодно: от трупа до несовершеннолетней красотки, а то и всем вместе взятым. В конце-концов, ряды приставучих извращенцев остались позади и на горизонте показалась мощная фигура секьюрити, не так давно принявшего у меня плату за вход. К моему удивлению, он не сказал ни слова, не проверил кто находится под драпировкой и просто нас пропустил. А мне то что? Я не жалуюсь.

Единственное, о чём пришлось пожалеть ( за исключением визита в этот район вообще) это о том, что мой фольксваген припаркован за две улицы от клуба. Уже на подходе к парковке дорогу нам преградил полицейский. Высокий такой, подтянутый и с густыми каштановыми усами.

— Кого вы везёте? — спросил он, сурово скрестив руки на груди.

— Мы с другом собираемся домой, офицер. — Как можно невиннее отозвалась я.

— Откройте его лицо. — велел полицейский.

Я обошла коляску, заслонив тем самым обзор офицеру, и освободила из-под золотистого шелка голову Златана. Он тяжело поднял веки и несколько секунд потратил на то, чтобы сфокусировать на мне свой взгляд.

— Златик, — сказала я громко, чтобы офицер услышал, — господин полицейский хочет взглянуть на твоё лицо.

Золотой мальчик сделал над собой усилие, согнал гримасу боли с лица. Теперь на нём читалось будто бы лёгкое опьянение да лихорадочный блеск, присущий большинству здешних тусовщиков. Можно только подивиться его умению владеть собой в непредвиденной ситуации. Вдруг подумалось о том, сколько же раз ему, будучи сексуальной игрушкой богатых садистов, приходилось изображать покорность, удовольствие, возбуждение, согласие… Не знаю, что при этом чувствует он, но меня раздирала злость.

— Ку-ку. — Выдал парень. Казалось, что язык у него заплетается от выпивки — на самом деле от боли и колотящей тело лихорадки.

— Вы собираетесь вести машину в нетрезвом состоянии, а я не могу этого допустить. Придётся задержать вас, пройдёмте в участок. — Протянул полицейский таким скучающим голосом, что стало ясно — ему это надо не больше нашего. Так и подмывало начать отстаивать свои права и прибить эту мошку её же крылышками — законом.