Тихий Холм 1865

В таких местах люди как правило не приживаются. Во всяком случае не должны приживаться, уж больно тоскливо и серо тут было жить. Такие города обречены на скорую смерть и забвение, когда вырастают дети тех людей, что заложили город, и уезжают куда подальше из этих богом забытых мест. Но этот поселок почему-то жил долго. Хотя даже бродячие собаки и вездесущее воронье огибало его стороной. Животные всегда чувствуют нечто, чего не дано понять людям. Возможно, несчастный Анжелика сломал ногу НАМЕРЕННО, но кроме него никто уже не мог дать ответ на этот вопрос.

А Билл подобной чувствительностью не обладал. Он был готов идти в самое сердце пустого Города. Причина у него была более чем весомая — Месть. Прожить целых 25 лет, пять из которых были целиком и полностью отданы делу одинокой Мести — это считалось на Среднем Западе большой удачей. Но Билл не верил в удачу. Он верил в знаки судьбы, верил в Кольт и пули, а также в то, что ради своей цели он готов спуститься на самое дно Ада.

Бенджамин Ресуректер более известный под именем Шатерхенд не был самым опасным или самым злобным из бандитов среднего Запада. Его головорезы вовсе не были хладнокровными профессионалами — так очередная свора неорганизованных ублюдков из разных мест, промышлявшая в основном угоном скота и нападением на почтовые дилижансы. Такие банды власти обычно не трогают, ибо разбираться нужно с местными проблемами, которых в стране год назад раздираемой гражданской войной осталось предостаточно, а Шатерхенд и ему подобные только и делают, что бессистемно слоняются по прериям, где таких как они — ищи свищи. Поэтому и браться за его поимку никто не стал бы. Никто из властей или охотников за головами. Рыбешка для них слишком мелкая. Кого интересуют бандиты, когда повсюду так много недобитых Конфедератов и за живого или мертвого офицера-южанина в любом крупном городе можно было получить до 50 долларов. Но Шатерхенд интересовал Билла. Очень часто, практически каждую неделю с той роковой ночи, Твинс видел во сне его гнусно ухмыляющуюся физиономию, узкую козлиную бородку, слышал ненавистный сиплый голос и протыкал стальным прутом во сне уши, чтобы не слышать звуков этой чертовой губной гармошки — любимой игрушки Шатерхенда. Всякий раз сон обрывался на том моменте, когда Билли уже подходил к выродку вплотную и хватал того за жилетку… О Боже, сколько же раз он просыпался сжимая пустоту, сколько раз в бессильной злобе разбивал кулаки в кровь о сухую землю. Плевался и поминал все известные ему ругательства, чтобы потом провести за этим занятием остаток ночи. Так было первые полгода. Затем Билли свыкся с этими снами, если можно так сказать о человеке, который хотя бы один раз в неделю, но просыпался в холодном поту, чтобы снова нырнуть в беспокойные глубины Морфея. В последние года два он все чаще стал приходить к мысли, что, возможно, его мести никогда не суждено воплотиться в жизнь, что, возможно, стоит отказаться и Шатерхенд уже и так болтается на виселице где-нибудь в Техасе или того лучше в Калифорнии. Но сны не давали ему обрести покой. Иногда во сне он видел брата, и это было самым худшим их всего возможного. Ведь он был обязан всю ночь выдерживать его укоряющий молчаливый взгляд, который был похуже крика. «Почему ты до сих пор не нашел его, Билли? Почему?» Билли не мог ответить ничего и по привычке днем пытался как можно сильнее заглушить кошмары ночи «тремя Б»: дешевыми бабами, легкими бабками и крепким бурбоном. Помогало редко, но это было лучше, чем ничего.

Билл шагал по кривой дороге по направлению к неразличимым из-за тумана домам. Тропка уводила его вниз к озеру, сквозь чащу жухлого леса. От постоянно влажного воздуха деревья деформировались и стали походить на картонные декорации с коричневатыми кусочками бумаги вместо листьев. В Тихом Холме круглый год была поздняя осень. Кажется, его жизнь переставала быть дорогой. Дороге пришел конец. Последняя станция. Город с самой большой тюрьмой на Северо-востоке страны.

Бредя по дороге Твинс, как охотник, чувствующий дичь, за которой гнался уже столько лет и зим, не мог думать ни о чем ином, кроме скорой расправы над врагом. Несмотря на то, что с Шаттерхендом, по расчетам Билла, сейчас должно было быть не меньше восьми человек, дичью в этой игре был именно он. На третьей их встрече состоявшийся год назад Твинс окончательно убедился, почувствовал насколько же мистер Бенджамин Ресуректер БОИТСЯ. Боится его — жалкого сопляка Билли. Возможно, обладай Твинс такой уверенностью ранее, он бы не упустил своего злостного врага в прошлые разы.

«Сколько бы людей рядом с тобой не было, сколько бы выродков ты не набрал в ближайшем вертепе — это только мой и твой бой. Остальные не смогут не помешать, не предотвратить. Судьба ХОЧЕТ, чтобы это было только наше сражение. Как пижонская дуэль, в этой доморощенной, насквозь гнилой Европе». Даже сейчас Твинс ощущал на губах привкус страха Шатерхенда, неуязвимого мелкого царька западных подонков.