Каннибал

Вслед за морфособачатиной помолу подвергся чеснок, репчатый лук, размоченный в молоке хлеб. Соль и перец были употреблены в минимальном количестве, а в размешиваемую массу добавлены пара яиц. Я даже стал насвистывать и пританцовывать привычно лепя одну за другой заготовки для «живого» шницеля: слегка обжаренных в раскаленном масле тонких котлет треугольной формы запанированных растертыми ржаными сухариками и щепоткой молотого кофе.

— Ты что, собрался это есть?! — спросила Мила из своего диванного угла. О ней-то я совсем забыл!

— В сотрапезники набиваешься? — улыбнулся я полуобернувшись.

— Нет! — аж стаканы на полках зазвенели.

— Ну и хорошо — мне больше достанется! — после полуминутного пребывания в раскаленной «холестериновой купели» морфокотлеты не потеряли своего притягательного аромата. — Понюхай, чем пахнет?

— Фу-у-у!!! Не буду!

— Ксо! Натуральная эльфь Милиэль из Белорской Пущи в гостях у грязного хуманса! Или нет! Лучше в плену у грязного хуманса-варвара! Нет! Знаю! У мерзкого хуманса-каннибала! — начал стебаться я. Нормальная разгрузка для надорванного мозга.

— Откуда ты знаешь мое игровое имя?!

— Блин! Да ты натурально роль «ухастой блондинко» начала отыгрывать! — восхитился я актерским талантом девушки. — На пару со Станиславским скандирую: «ВЕ-РЮ! ВЕ-РЮ!»

— Нет, ну правда? Ланс сказал, да?

— Слушай, длинноногое сокровище очей моих, ты реально считаешь что для девушки по имени Мила, она сама и ее подруги придумают в качестве игрового ника что-то кроме «Милиэли»? Вот Любаша могла еще потрепыхаться: Любиэль, Либениель, Амориель… Тут вполне себе корочные прозвища типа Аморали проглядывают… Для блондинок объясняю — это был «выстрел» наугад.

— Пф-ф! — обитательница мягкого угла даже сделала попытку гордо отвернуться, но к своему сожалению уткнулась носом в фотообои с видом осеннего леса. Обойкам было уже два года и сохранность у них была не лучшая — пристально изучать там было нечего. Так что девушка вернула «очи долу» довольно скоро. — Нет, ну правда… Это же были какие-то мутанты и зомби. Как ты можешь даже подумать, что их мясо съедобно?!

— Ницше читала?

— Да… — еще бы она сказала «нет»! Все кто знает фразу: «Что не убивает — то делает сильнее», на полном серьезе считают что читали Ницше.

— Следуем дальше: кодекс Бусидо знаешь?

— Ну-у-у…

— О верованиях всяческих степняков и «варваров» хоть краем уха слышала?

— Э-э-э…

— Объясняю проще: когда смотришь на неспокойника или морфа, берет такая жуть и оторопь, что даже пальцем двинуть сложно. Потому что разум орет: «Этого не может быть, потому что ЭТОГО не может! Быть!!!» Что бы сломать этот блок надо преодолеть страх перед невозможным и неведомым. Психоаналитика под рукой нет, так что сделаем проще, как делали предки на заре веков: съедим поверженного врага. Пища по определению не может внушать страх! Отсюда и верование, что плоть врага передает победителю его (врага) силу — страх-то отступает! А на тему мерзости и гипотетической опасности есть хорошие слова: «Ты рождаешься и твоя смерть рождается вместе с тобой. Прими ее и живи так как диктует тебе твоя честь». Вот и вся идеология поступка — то бишь алгоритм уговаривания самого себя, — я помолчал сервируя себе обед: морфятина дополнилась листьями салата и капустой с морковью, заправленных раствором уксуса. — Применительно к текущей ситуации: люди вот в эту самую минуту мрут аки осенние мухи на морозе. Мрут от когтей и зубов упырей и морфов. К сожалению меня не учили выживать и я выживаю как умею — то есть борюсь со своими страхами и прогнозирую развитие ситуации. А мясо морфа… в конце концов он был собакой. Корейцы их жрут и не дохнут — и я не двину кони. Тебя угощаться никто не заставляет. В холодильнике есть овощной салат и какая-то каша. Можешь даже добавить к этому изобилию картонную сосиску! — и я с предвкушением неземного наслаждения вгрызся в хрустящую корочку «живого» шницеля. Вкус был… специфическим. Однако организм настойчиво сигнализировал, что это то, что надо и во всю стимулировал центры удовольствия в мозгу. Несколько килограмм слегка поджаренного продукта я смел с такой скоростью, будто его вот-вот отнимут злобные белорусские эльфи. Под конец, когда миска-«тазик» показала дно, пришлось даже ослабить ремень на штанах.

— Хорошо! — моя довольная рожа могла внушить зависть даже обожравшемуся диетических бройлерных кроликов удаву.

— А мне что прикажешь делать? — проговорила Мила. Я понял что шутки шутить вот прямо сейчас никак нельзя.

— Ты о чем?

— О своем страхе. Ты сожрал этих своих… морфов, с Любой что-то сделал, что у нее при взгляде на тебя — мужика — глаза разгораются… Кого мне съесть… — голос девушки сошел на нет.

— Тебе надо всего лишь поверить… для начала хотя бы мне, — сказал я, что думал.