Исцеление любовью

Доктор Бо. В книжке его имя звучит несколько по-другому, но девочка не может полностью выговорить длинное слово, поэтому она называет его Бо.

Когда к ней приходит другой, ненастоящий папа, он не достает книжку с картинками. Он не любит читать стихи — вместо этого он шепчет на ухо разные взрослые словечки. Его горячее дыхание обжигает шею — девочка старается не шевелиться, чтобы не разозлить этого папу. Они меняются. Два ее папы — настоящий и тот, другой. Иногда она даже замечает, как все происходит, если это случается днем. Просто тень опускается с серого потолка, и накрывает его с головой. Он смотрит на нее из тени, и его глаза — две обжигающих льдинки.

Сейчас ночь. Папа не пришел в спальню — она одна в темноте. Доктор Бо где-то в квартире. А может быть, он уже ушел? Девочка прислушивается — в кухне тихо. За окном поет сверчок — их квартира на втором этаже, поэтому все слышно, но это не главное. Сейчас она слушает ночь. В квартире тихо, хотя доктор Бо мог пойти на хитрость. Затаился за дверью, поджидает ее.

Боль внизу живота становится сильнее. Девочка почти не выдерживает — еще немного, и из нее снова потечет. Из кухни не доносится ни звука, и она осмеливается приподнять голову.

В спальне темно, ночь заполнила комнату лунной пылью. Сама луна за окном — щербато улыбается девочке. Ну же, не трусь — говорит она. — Тебе же хочется пи-пи, маленькая грязнуля? Иди смело — нет никого на кухне.

Девочка хочет ей верить, но страх никуда не делся — стянул горло шелковой удавкой. Дверь спальни закрыта. Девочка смотрит на нее — луна отражается в блестящей медью ручке. Нужно попробовать открыть ее.

Сколько же она просидела на полу? Весь день, и половинку ночи — девочка пытается встать, но ноги не слушаются. Она заваливается на бок, замирая от ужаса — как можно быть такой неуклюжей. Еще немного, и доктор Бо услышит ее.

Девочка пытается оттолкнуться от мокрого пола. Под руку попадает продолговатый предмет. Он гладкий на ощупь — чуть позже девочка вспоминает что это. Она отталкивает его — предмет издает громкий стук.

Наконец ей удается встать. Первые шаги похожи на поступь больного — ноги заплетаются. Девочка подходит к двери, и прикладывает ухо — никого. Никто не крадется длинным узким коридором, чтобы ворваться в спальню.

Сейчас она осторожно толкнет дверь и выйдет из спальни. Девочка делает это, еще не зная, что как только дверь за спиной закроется, она окажется в длинном, страшном коридоре больницы.

Хлоп-хлоп — два взмаха ресниц. Она снова в больнице, в обители доктора Бо, скулит вырываясь. Он тащит ее к выходу из кабинета. Пальцы больно впиваются в плечо. Свободной рукой доктор ощупывает стену, пытаясь найти выключатель. Девочка привыкла к темноте — та скрывает очертания комнаты, прячет мелкие детали. Одно движение пальца, и освобожденный кошмар предстанет пред ней во всей красе.

Сейчас Настя даже и не вспоминает о том, как боялась темноты — впервые ей хочется остаться там, где все зыбко и неопределенно. Пускай шевелятся щупальца под марлевой повязкой — ведь она не сможет увидеть их, а значит, все будет в порядке. Темнота тянет к себе, предлагает остаться в царстве вечной тени.

Можно сидеть в темноте, прижав голову к коленям, и очертания комнаты покажутся смазанной декорацией в не поставленном спектакле. И продолговатый предмет на полу — ночь ни за что не расскажет о нем. Даже если Настя и сама знает что это такое. Знает как никто другой — ее рука помнит приятную тяжесть молотка. Впрочем, неважно — это все обрывки воспоминаний. В них и стрекотание сверчка за окном, и гудение мух, и поднятые в удивлении брови того, ненастоящего отца, когда она вошла в кухню, босая, в растрепанной пижаме.

Все это прошло, улетело, унеслось, оставив осознание главного — как только вспыхнет свет — ОН предстанет пред ней во всей красе, и тогда…

О, тогда бурые пятна крови на белом халате окажутся не страшнее разлитого чая, не страшнее остатков заварки в разбитой чашке на полу. Она увидит добрый усталый взгляд, растрепанные края марлевой повязки.

Но еще хуже то, что ей придется вспомнить все — тихий скрип открываемой двери, руки, что касаются ее, грубо, жадно, оставляя синяки на нежной коже. Гладят, исследуя каждую складочку, забираются туда. И дыхание — глубокое, прерывистое, с присвистом — ОН безумно шарит руками, даже и не думая останавливаться.

Настя пытается высвободиться из захвата, но уже поздно — рука существа нашла выключатель.

Свет вспыхивает — она кричит.

Кричит каждый раз, обретая себя в новом мире белых стен. Наружу рвется истошный вопль, сильный, до хрипа. Лицо багровеет, глаза, кажется, готовы выпрыгнуть наружу двумя кровянистыми мячиками. Настя пытается выбраться из кошмара, но только погружается в него все глубже. Тело зафиксировано кожаными ремнями — она ворочает руками в петлях, в безумной надежде освободиться.