Герои и Злодеи

— Готово, месье Каас, — он отошел в сторону, освобождая место, чтобы маэстро мог встать.

Тот открыл глаза.

— Идеально, впрочем, как и всегда, — Пьер поднялся, подошел к окну и отдернул бархатную занавеску. На улице шел дождь, за непроглядной стеной которого пропал город. — Скажи мне, Джакомо, отчего ты избрал себе сию участь? Почему не стал актером? Я наблюдал за тобой и видел, что во время спектаклей ты прячешься за кулисами и повторяешь за артистами. Ты знаешь все роли, и скажу по чести — у тебя выходит гораздо лучше, чем у этих лицедеев.

На лице гримера лишь на миг мелькнула гримаса ненависти, сменившаяся безразличием.

— Я пробовал поступить сюда на службу, но, как оказалось, недостаточно хорош для сцены. Зато во мне открылся иной талант: я творю волшебство. Хотите, сделаю из вас короля? Мать родная не отличит. Я самую страшненькую девицу могу превратить в красавицу. Искусство грима нынче в цене. И потом, скажу вам по секрету, сеньор Каас, но попасть в театр на представление могут только те, у кого водится звонкая монета, простым смертным же театр только снится. Я, пользуясь своим положением, могу провести девиц за кулисы, откуда они созерцают действо. Естественно, не за даром. Сколько уже побывало в моих объятиях… — Он мечтательно закатил глаза. — Вы не переживайте за меня, когда-нибудь придет и мой час!

Пьер подошел к Джакомо и положил руки ему на плечи.

— Непременно! Однако мне пора. Куда же задевался мой фрак?

— Да вот же он! — молодой человек снял фрак с вешалки, что стояла возле двери, и помог сеньору Каасу одеться. — Ваше последнее произведение просто шедевр! Я выучил его практически за ночь, сразу после того, как вы его исполнили.

Пьер удивленно посмотрел на своего гримера, поднимая с пола чехол, где хранилась его скрипка.

— Вот как? Не знал, что ты силен в музыке! Я его играл первый раз три дня назад. На досуге обязательно тебя послушаю. Все, друг мой, пора, не хорошо заставлять зрителей ждать.

Маэстро поправил галстук-бабочку, потянул дверь на себя и вышел в полумрак коридора. Джакомо улыбнулся, потушил все масляные лампы, что освещали гримерку, и вышел вслед за гением.

Как всегда, в театре был аншлаг. Первое отделение, в котором разыгрывали драматическую постановку, которую во тьме коридоров отыграл и Джакомо, осталось позади, и теперь зрители с нетерпением ждали появления самого именитого в мире скрипача. Не только дамы, но и почетные мужи города жаждали увидеть и услышать великолепное исполнение нового шедевра непревзойденного мастера. Многие шептались между собой, мол, такой молодой, а выглядит словно старик. Гадали, в чем секрет его сумасшедшего успеха. Но никто не смог и близко подобраться к разгадке тайны сеньора Кааса, афиши с изображением которого висели едва ли не на каждой стене каждого дома. На сцене появился конферансье, поклонился и громко объявил.

— Дамы и господа, апофеозом сегодняшнего вечера станет выступление мастера своего дела, неподражаемого виртуоза, гения, не побоюсь этого слова. Итак, встречайте: сеньор Пьер Каас!

Зрители поднялись со своих кресел и разразились аплодисментами. Алого бархата занавес открыл сцену, в центре которой стоял маэстро, одной рукой прижимающий к подбородку свой инструмент, а в другой сжимающий смычок. Чуть поодаль, ближе к кулисам, устроился на стуле аккомпаниатор. Старик поднял крышку рояля, размял сраженные артритом пальцы и посмотрел на маэстро, ожидая команду. Пьер на мгновенье прикрыл глаза и кивнул, дав сигнал к началу своего выступления. Пианист тронул клавиши, и по залу разлетелись тревожные ноты сонаты, написанной маэстро Каасом. А в следующий миг запела скрипка. Зрители затаили дыхание и слушали, утирая слезы восторга. Смычок плавно скользил по струнам, высекая из них диезы и бемоли, что словно стрелы амура, били точно в сердце, в самую душу слушателей, заставляя страдать и переживать вместе с исполнителем. И вот появились первые слезы. Дамы достали кружевные платочки и промакивали уголки глаз, мужчины, чтобы не упасть в глазах своих знакомых, боясь показаться излишне сентиментальными, прикусывали губы до крови и до боли в суставах сжимали кулаки.

Как он играл! В конце концов, женщины, устав сдерживать свои эмоции, что били через край, зарыдали в голос. Заплакал даже пианист, заливая слезами клавиши, и конферансье, что утирался бархатом кулис. Самообладание сохранил только Джакомо, который внимал звукам скрипки и запоминал на слух каждую ноту. Но вот на его лице промелькнула тень разочарования: маэстро сфальшивил. Да и сам Пьер подернул нервно губой и почувствовал еще один легкий укол в груди. Именно из-за этой боли его рука дрогнула вновь, и смычок опять скользнул мимо ноты. Неискушенный зритель ничего не заметил.

«Неужели это конец?! — промелькнуло в голове музыканта. — Ведь у меня еще есть время, пусть мало, но есть. Должно быть!