Добавить в моё избранное
293 мин, 24 сек 6114
Вязкая белесая жидкость выплеснулась у неё изо рта и залила губы и подбородок. Шихан извлёк пенис, с конца которого до губ путаны тянулась нитка тягучей спермы, и с силой потянул шнур. Женщина всхрипнула, грудь её изогнулась дугой. Шихан навалился на неё и, сопя, лежал так, пока она не затихла.
Потом он пошёл бродить по дому, всюду гася свет. В бледном сиянии луны всё казалось одинаково серым, мертвеца невозможно было отличить от спящего, и Шихан обеспокоился. Из-за обманчивой игры лунного света и теней он может кого-то оставить в живых, а этого допустить нельзя. Сегодня ночью, повинуясь импульсам ненависти, исходившим откуда-то из самой глубины его существа, он должен расправиться со всеми.
Он ходил ещё целый час, вглядывался в лежащих, пытаясь понять, умерли они или спят, и всаживал в них нож. Где-то далеко в посёлке, не умолкая, выла собака. Лунные блики дрожали в тусклых зрачках мертвецов и в лужах крови на полу. Поскрипывали двери, словно от сквозняка, хотя никакого сквозняка не было. Шихан, весь в крови, оставляя кровавые отпечатки босых ног, шёл, тихо хихикал или напевал себе под нос: «Всё будет хорошо, всё будет хорошо»…, а за его рослой фигурой скользила тень, ломаясь на углах и сливаясь с темнотой дверных проёмов.
Он допивал остатки водки из бутылок, заходил в туалет, ел чипсы, пачку которых обнаружил на полу среди объедков. Его движения становились всё более замедленными, он уже с трудом передвигал отяжелевшие ноги и отдувался, пот стекал с него струями. А когда в посёлке заголосил петух, приветствуя рассвет, он выронил нож, зашатался и опустился на диван, на котором лежал труп какого-то братка. У Шихана даже не было сил сбросить его на пол. Он лёг, опустив голову мертвецу на грудь, и уставился на луну в окне. Собака выла. В соседней комнате трезвонил чей-то мобильник. Глаза Шихана закрылись и он провалился в темноту.
Просыпался он медленно, с невыносимой болью во всём теле. Голова раскалывалась как брошенный на асфальт арбуз. Ломило кости. В глазах плавали огненные круги, сквозь которые мутно виделась залитая солнцем комната. Шихан силился вспомнить события прошедшей ночи, понять, что произошло, но вместо мыслей в голове плавал туман.
Он сел, спустив ноги с дивана. Труп, который лежал рядом, начал сползать, пока не свалился с глухим стуком на пол и не остался лежать под ногами главаря.
Шихан окончательно стряхнул с себя оцепенение, протёр глаза, привыкая к яркому свету, и вдруг сердце прыгнуло у него в груди. У его ног лежал мёртвый Васёк! Лицо у братка было вспухшее, лиловое, рот полон запёкшейся крови, кровавая полоса алела на шее, грудь и живот были распороты и исполосованы самым зверским образом. Главаря стошнило, вывернув наизнанку. Рвота выплеснулась прямо на труп.
Шихан какое-то время сидел, не в силах собраться с мыслями. Наконец сквозь туман начали проступать воспоминания и его снова затошнило. Он вспоминал, как ходил по полутёмным комнатам и душил петлёй или резал ножом своих мертвецки пьяных товарищей, и содрогался от ужаса. Но ужасала его не столько смерть братков, и даже не то, что убил их он сам, своей рукой, сколько сознание того, что этой ночью с ним произошло что-то непостижимо страшное, что-то такое, чего не бывало с ним никогда.
На глаза ему попалась чаша из черепа, валявшаяся у стены, и он вспомнил, как пил из неё, как потом блевал в туалете и звал дух покойного Гаврика…
Кряхтя, он подошёл к чаше, взял её в руки и тут же в страхе отшвырнул.
— Нет, это был не я! — заревел он. — Не я!
Его прошиб ледяной пот, когда он вспомнил слова Гундоса, сказанные перед смертью: «Ты смеёшься, как Гаврик»…
Он заглянул за валик дивана, куда, как он смутно помнил, бросил ночью шёлковый шнурок. Шнурок действительно был там. Шихан его поднял и несколько минут рассматривал петлю. Его догадка подтверждалась самым жутким образом: такие узлы умел делать только Гаврик. Это был особый, «тайваньский» узел. Шихан не мог связать такого. Его телом и руками управлял покойный Гаврик!
Весь в ледяном поту, задыхаясь, на негнущихся ногах, он побрёл по комнатам. Всюду царил разгром, везде лежали трупы, пол был заляпан кровавыми отпечатками босых ног. Его ног…
Шихан лихорадочно соображал, чего ему бояться больше: грозящего ему пожизненного срока или той непонятной силы, которая овладела им ночью и которая могла снова нагрянуть, завладев им и заставив делать хрен знает что. Он достал мобильник, чтобы немедленно позвонить Галкину, но передумал. Лучше заявиться к магу самому. Во всём происшедшем виноват Фима с его проклятой чашей. Это из-за его сатанинского колдовства он, сам того не желая, поубивал своих людей!
Шихан направился в ванную. Там плавали трупы блондинки и Карима: блондинки — лицом вниз, Карима — лицом вверх. Рот Карима был приоткрыт, буйная растительность на груди и ногах стояла густой водорослью, в которой запуталось дохлое щупальце члена.
Потом он пошёл бродить по дому, всюду гася свет. В бледном сиянии луны всё казалось одинаково серым, мертвеца невозможно было отличить от спящего, и Шихан обеспокоился. Из-за обманчивой игры лунного света и теней он может кого-то оставить в живых, а этого допустить нельзя. Сегодня ночью, повинуясь импульсам ненависти, исходившим откуда-то из самой глубины его существа, он должен расправиться со всеми.
Он ходил ещё целый час, вглядывался в лежащих, пытаясь понять, умерли они или спят, и всаживал в них нож. Где-то далеко в посёлке, не умолкая, выла собака. Лунные блики дрожали в тусклых зрачках мертвецов и в лужах крови на полу. Поскрипывали двери, словно от сквозняка, хотя никакого сквозняка не было. Шихан, весь в крови, оставляя кровавые отпечатки босых ног, шёл, тихо хихикал или напевал себе под нос: «Всё будет хорошо, всё будет хорошо»…, а за его рослой фигурой скользила тень, ломаясь на углах и сливаясь с темнотой дверных проёмов.
Он допивал остатки водки из бутылок, заходил в туалет, ел чипсы, пачку которых обнаружил на полу среди объедков. Его движения становились всё более замедленными, он уже с трудом передвигал отяжелевшие ноги и отдувался, пот стекал с него струями. А когда в посёлке заголосил петух, приветствуя рассвет, он выронил нож, зашатался и опустился на диван, на котором лежал труп какого-то братка. У Шихана даже не было сил сбросить его на пол. Он лёг, опустив голову мертвецу на грудь, и уставился на луну в окне. Собака выла. В соседней комнате трезвонил чей-то мобильник. Глаза Шихана закрылись и он провалился в темноту.
Просыпался он медленно, с невыносимой болью во всём теле. Голова раскалывалась как брошенный на асфальт арбуз. Ломило кости. В глазах плавали огненные круги, сквозь которые мутно виделась залитая солнцем комната. Шихан силился вспомнить события прошедшей ночи, понять, что произошло, но вместо мыслей в голове плавал туман.
Он сел, спустив ноги с дивана. Труп, который лежал рядом, начал сползать, пока не свалился с глухим стуком на пол и не остался лежать под ногами главаря.
Шихан окончательно стряхнул с себя оцепенение, протёр глаза, привыкая к яркому свету, и вдруг сердце прыгнуло у него в груди. У его ног лежал мёртвый Васёк! Лицо у братка было вспухшее, лиловое, рот полон запёкшейся крови, кровавая полоса алела на шее, грудь и живот были распороты и исполосованы самым зверским образом. Главаря стошнило, вывернув наизнанку. Рвота выплеснулась прямо на труп.
Шихан какое-то время сидел, не в силах собраться с мыслями. Наконец сквозь туман начали проступать воспоминания и его снова затошнило. Он вспоминал, как ходил по полутёмным комнатам и душил петлёй или резал ножом своих мертвецки пьяных товарищей, и содрогался от ужаса. Но ужасала его не столько смерть братков, и даже не то, что убил их он сам, своей рукой, сколько сознание того, что этой ночью с ним произошло что-то непостижимо страшное, что-то такое, чего не бывало с ним никогда.
На глаза ему попалась чаша из черепа, валявшаяся у стены, и он вспомнил, как пил из неё, как потом блевал в туалете и звал дух покойного Гаврика…
Кряхтя, он подошёл к чаше, взял её в руки и тут же в страхе отшвырнул.
— Нет, это был не я! — заревел он. — Не я!
Его прошиб ледяной пот, когда он вспомнил слова Гундоса, сказанные перед смертью: «Ты смеёшься, как Гаврик»…
Он заглянул за валик дивана, куда, как он смутно помнил, бросил ночью шёлковый шнурок. Шнурок действительно был там. Шихан его поднял и несколько минут рассматривал петлю. Его догадка подтверждалась самым жутким образом: такие узлы умел делать только Гаврик. Это был особый, «тайваньский» узел. Шихан не мог связать такого. Его телом и руками управлял покойный Гаврик!
Весь в ледяном поту, задыхаясь, на негнущихся ногах, он побрёл по комнатам. Всюду царил разгром, везде лежали трупы, пол был заляпан кровавыми отпечатками босых ног. Его ног…
Шихан лихорадочно соображал, чего ему бояться больше: грозящего ему пожизненного срока или той непонятной силы, которая овладела им ночью и которая могла снова нагрянуть, завладев им и заставив делать хрен знает что. Он достал мобильник, чтобы немедленно позвонить Галкину, но передумал. Лучше заявиться к магу самому. Во всём происшедшем виноват Фима с его проклятой чашей. Это из-за его сатанинского колдовства он, сам того не желая, поубивал своих людей!
Шихан направился в ванную. Там плавали трупы блондинки и Карима: блондинки — лицом вниз, Карима — лицом вверх. Рот Карима был приоткрыт, буйная растительность на груди и ногах стояла густой водорослью, в которой запуталось дохлое щупальце члена.
Страница
58 из 93
58 из 93
