Проект Зомби

А были и такие: пара тупоголовых узбеков, Тапанбаев и Карамурзоев, которые, увидев впервые красную лампочку над оружейной комнатой, дико радовались тому, что при открытии двери она моргает, а за тумбочкой дневального по роте при этом надрывно звенит звонок. Они стояли около пятнадцати минут, постоянно открывая и закрывая дверь, наверное, пытались въехать, что это за умнейший такой прибор в их новом доме установлен. Почему я заговорил об узбеках? Просто однажды с нами приключилось вот что… Мое военное училище располагалось в довольно крупном городе — Уссурийске, слышали, наверное… А вот учебный центр находился в такой глуши, что туда, кроме сапога военного, только, пожалуй, сумасшедшие охотники заглядывали. Почему сумасшедшие, спросите вы? Недалеко от учебного центра располагался хребет Скалистый, известный на всю округу своими мистическими свойствами. Нет, конечно, я тогда не верил во всяких там оборотней, ведьм и колдунов, но все же… Представьте, парнишка после школы, кругом сопки да непроходимый лес, облепивший их со всех мыслимых и немыслимых сторон. Короче, если кто и не умел бояться всякой нечисти, тут же учился этому нехитрому делу — простому человеческому страху. Мы как новобранцы, прошедшие строжайший отбор в виде экзаменов и всяческих так тестирований, были для старшекурсников чем-то вроде наглядного пособия по обучению личного состава. Так как самая сложная работа всегда достается исключительно новичкам, каковыми мы и являлись. Учебный центр находился как раз у подножия хребта Скалистого, этого, пожалуй, самого ужасного места на всю округу. Наконец-то, став курсантами военного училища, мы тут же взвалили на свои плечи все тяготы и лишения воинской службы, так говорит и устав вооруженных сил, скажу тем, кто не знает или забыл по какой-то причине… естественно, мы все по очереди начали заступать в наряды: караулы, по кухне, по роте и еще по сотне иных, не менее надоедливых мест. И вот однажды меня, вашего покорного слугу и двух этих узбеков-недоумков, Тапанбаева и Карамурзоева, поставили в наряд по… Хм-м-м, не помню, как это называлось, одним словом, мы ходили по периметру забора учебного центра, находясь в так называемом дозоре. Ходили обычно по двое, но так как наш ротный, не будучи полным истуканом, понимал, что эти узбеки — совершенно не боевая единица, посылал с ними всегда кого-то третьего. На этот раз третьим был я. Итак, идем мы, идем, и я, абсолютно не думая, предлагаю своим «приятелям» посидеть покурить недалеко от бетонного забора, там, где располагалась чайная для посетителей. Друзья из братской республики, не долго думая, соглашаются, и мы, осторожно, чтобы не быть замеченными, проникаем в небольшой домик, благо, дубликаты ключей у меня были. Заходим в домик, садимся на деревянные скамейки и пытаемся хотя бы слегка подремать. Надо сказать, что эти ребята, Тапанбаев и Карамурзоев, очень меня уважали, потому как я был уже сержантом (я-то пришел в училище после года службы), а им до этого чина было как до лампады, ну и на столе мигом появился пузырь водки, которую они неведомым путем сумели раздобыть. Ну а еще, чтобы усугубить, так сказать, кайф, они достали по пакетику наса. Это, надо вам объяснить, такой едучий порошок, который помещается под язык и производит жуткое слюноотделение, ну и в купе с головокружением. Сидишь этак, балдеешь и плюешься, совсем как верблюд… Выпили мы, бутылку оставили на столе, балдеем от этого наса… Надо сказать о том, что тот самый хребет, у подножия которого располагался учебный центр, был действительно довольно странным: говорили, что лет сто назад на его вершине повесили местного шамана, который ну ни в какую не хотел никому помогать. По ночам, если кто-то выглядывал из окон казармы, мог увидеть, если удастся, блуждающие огоньки, которые приписывались своим происхождением тому самому повешенному колдуну. Так вот, сидим мы и пытаемся немного вздремнуть, как вдруг… Где-то поблизости, прямо за стеной раздается дичайший собачий вой… Мы, естественно, почти что одновременно вскакиваем. Мысли у каждого: поскорее бы унести отсюда ноги. Но мы стоим, словно зачарованные, стоим и тупо слушаем тишину. Тут снова слышится все тот же вой собаки. На этот раз мы одновременно обернулись и начали поодиночке пробираться ближе к выходу. Один из узбеков, тот, который глупее второго, шепчет: «Колдун, уважаемый, ну не забирай нас сейчас. Вот мне скоро в отпуск, к маме… Еще ей нужно помогать по хозяйству». Я устрашающе показываю ему кулак. Тот на мгновение замолкает. Но он замолкает не оттого, что я ему угрожаю, а только оттого, что дверь, к которой мы почти что добрались, вдруг начинает постепенно, со скрипом открываться. Я смотрю на узбеков: их лица, как и мое собственное, были тогда, наверняка белее молока, все съежились и приготовились к самому худшему. Для уточнения могу сказать и то, что ночь нашего дозора выдалась наиболее лунной, и мы, в постепенно растущем от открывания дверном проеме видим силуэт человека, одетого в какую-то полуразорванную одежду.