Чердак

— Что уничтожить, — взглянул Юра на него, как на какое-то ничтожество, которое ещё и открывает рот. — Это же её рассказ…

— Свои! Свои рукописи уничтожить!

И Юра, словно его безумно осенило, стремглав понёсся из чердака в дом. Благо, что это был не дом «писаки», а его собственный.

Когда он ворвался в свою комнату, то тут же принялся всё ломать и крушить. Он обратил внимание на «писаку», который мчался за ним следом, как собачий паршивый хвост, и, когда Юрий разрушал у себя в комнате что-либо, имеющее отношение к творчеству, «писака» всё время стоял у него за спиной и… Так странно выглядит, словно является кукловодом и дёргает Владивостоцкого за ниточки, как марионетку. Первым делом Юрий, конечно, разбил свой компьютер. Потом жёг кипы рукописей. «Писака» скоренько подавал ему, то зажигалку, то цинковое ведро, то канистру с бензинчиком…

Причём, в следующий раз, когда Юрий обернулся, чтобы ещё что-то взять у этого человека, который напоминает собой Юриного близнеца-брата, то, вместо «писаки» он увидел перед собой Аллу.

— О, — суетливо обрадовался Юра, — срабатывает! Ну-ка почесали быстро на чердак!

— Стой, подожди, — кричала едва поспевающая за ним Алла. — Я хочу тебе что-то сказать!

— Некогда-некогда! Потом скажешь!

Он пулей взлетел на чердак и… Тело Аллы с растерзанной, превращённой в кровавые лохмотья, левой грудью, лежало всё на том же месте, где до этого лежал «писака». Причём, лежало оно не просто так: домашний халатик, в котором Алла занималась мытьём полов, был не просто расстёгнут, а задран аж до самой головы. То есть, лицо девушки было прикрыто и не было понятно, Алла там или не Алла. Юрий даже хотел поднять полы халата, чтобы самолично убедиться в том, что это какой-то муляж… Ну, вместо бездыханного тела его девушки там лежит манекен. Но произошло что-то, более неожиданное, чем случившееся перед этим.

Юрий очень резко обернулся, поскольку сзади на него упала тень, из-за лучей солнца, идущих через настежь распахнутую чердачную дверь. Просто он совершенно точно был уверен, что сзади него стоит «писака», потому что, судя по приблизившейся тени за его спиной, кто-то к нему подошёл.

Дело в том, что за спиной Юры стоял тучный милиционер, который отдал под козырёк сразу, как тот обернулся.

— Гражданочка, — начал милиционер свою дежурную речь, вытирая со лба рукавом пот, — пройдёмте к машине.

— Что?! — просипел Юрий. — Какая «гражданочка»?

— В противном случае, я буду вынужден надеть на вас наручники.

Юрий недоумённо уставился на Аллу.

— Я именно это и хотела сказать, — появилась у ней возможность хоть что-то ему объяснить. — То, что ты похож на моего двойника, а «писака» откорректировал наше прошлое.

— Что-что он сделал?!

— Ну, так, будто убивал девушку колом не он, а она же сама. Ну, то есть, короче, на тебя всё падает: и изнасилование и убийство и…

— Что падает?

— Обвинение. Ну, ты же сам понимаешь: я — настоящая Алла, а ты… Ты — «писака». До этого в тюрьме сидел, а теперь тебя нашли и опять — срок накинули. Тебя, то есть, в мужскую тюрьму отправят. Ну, к мужикам!

— Что… — запинался Юрий, — что ты несёшь?

— Гражданочка, ну, вы идёте? — поторапливал его оперативник. Хотя, почему «его»? Юра в это время впервые посмотрел на ноги и увидел, что одет в женский халатик… Потом он маленько полапал себя за груди.

— Я говорю, — ответила Алла на заданный вопрос, — что он поволок бы тебя силой, если б ты до этого не был превращён в Юрку, в моего чувака. Наверно, «писака» ещё не до конца откорректировал твоё прошлое. Потом в милиции все поймут, что ту бабу убивал не Юрик, а её сестра-близняшка. Ну, в смысле, тройняшка. Третья сестра, если учитывать, что я вторая. Понял, про что я объясняла? И вот, когда они это поймут, ты уж мне поверь, тебе хорошенько поплохеет.

В то время, пока милиционер сопровождал девушку, идеально похожую на Аллу (прямо с таким же животиком, как у неё), которая всё продолжала стоять на чердаке и провожать уходящих взглядом, ей порою даже казалось, что сзади её «тройняшки» идёт не милиционер, а уже четвертая по счёту Алла. А, когда эти двое подходили к милицейской машине, то из машины выскакивал старик (тот, которого она запомнила, как он выглядел, когда плёлся по морскому берегу, казалось, уже на последнем издыхании; и одет он был в валенки, ватные штаны, телогрейку и шапку-ушанку) и пытался докричаться до Аллы своим визгливым голосом; так, словно ему казалось, что Алла слишком далеко от него стоит и может ни капельки не расслышать.

— Что ты зенки на меня свои вылупила? Думаешь, что я там не спрятался в кустах и не подсматривал за тем, как вы сбрасываете с себя купальники, а припёрся вместо этого сюда? По-твоему, ту никчемную рукопись стырил именно я? А, может, они? — показывал старик большим пальцем на милицейскую машину.