Чердак

Поскольку девушка сутками не вылезала из квартиры, то со временем ей начинало казаться, что её соседи, в большинстве своём, «торчки» или извращенцы. Например, тот полностью голый тип — типичный тому пример. Она была уверена, что, стоило бы ей только выйти в коридор (просто, вынести в мусоропровод полиэтиленовый пакет), как обязательно какая-нибудь сволочь подкрадётся к ней сзади (какой-нибудь обкуренный соседский тинейджер), набросит на шею удавку и попытается придушить. А в это время из другой двери выползет старуха-маразматичка и примется зубоскалить. Так, что факт «нападения отморозков» казался ей обыденным и в порядке вещей. И так, как Юру, внезапно опустевшие улицы её совсем не угнетали. Наоборот, воодушевляли. Ей с детства мечталось походить-погулять, и так, чтобы на улицах никогда никого не было. Чтобы собачка соседской тётки к ней не подбегала, когда Люда выходит из подъезда и противным визгливым лаем не позорила её перед бабками на лавочке. Чтобы, когда она подходит к дороге, её случайно не обрызгал проезжавший мимо «крутой» джип с синей мигалкой. И так далее и так далее. Поэтому Люда сразу намеревалась отдалиться от того парнишки и погулять в одиночку. И она не была уверена, что улицы опустели совсем полностью. Наверняка этому кретину кто-то встретится по дороге и он примет первого же встречного за психа с зелёной пеной, да начнёт ему угрожать «пушкой». Люда должна была контролировать своего «ковбоя», чтобы тот не устроил перестрелку ни с какими гопниками. Может быть, всех эвакуировали, но ведь её и его оставили? И что же, мир тесен? Не факт, что на улице из «выживших» остались только она и её тронутый приятель с «волыной». Если судьба так разложила свои картишки, что у тронутого есть «волына», то и живые мишени тоже находятся где-то рядом. Ну, не в голову же ему себе стрелять?

— Я не буду заходить в этот дом, — остановилась Люда сразу, как в её поле зрения попало это безобразное здание.

— Ну ладно, постоишь в сторонке, я сам зайду.

— Я хотела сказать: не хочу, чтобы и ты заходил. Думала, может, тебе приснился этот барак и на самом деле его не существует. А сейчас смотрю… И правда, вот же откуда по всем улочкам распространяется такой ужасный запах!

— Нет, а вдруг, это правда? Мы войдём-выйдем… Я ещё этот пистолет положу на то же место… И после этого на улицах опять появятся люди. А?

— То есть, ты хочешь сказать, — неожиданно сменился Людмилин тон с высокомерно-презрительного, какой бывает у всех малолеток, на нормальный, — что сейчас мы с тобой невидимки? И, типа, мы попали в призрачный мир. Ну, своего рода, в мир-полтергейст. В такое место, где Земля похожа на чучело — на глобус в полный рост… Ну, короче, вся фишка в том, что не людей не существует, а, что мы превратились в невидимок и поэтому нам кажется такая галлюцинация, что улицы, по которым мы ходим, пустынны. Про это ты, что ли?

— Ну, наконец-то! — пропел Юра. — Я уже думал, до тебя так никогда и не дойдёт.

— То есть, чтобы мы опять стали видимыми, нам нужно всего лишь войти в этот трухлявый дом и из него выйти. И проблема немедленно нормализуется.

— А я тебе про что всё это время говорил?!

— Вообще, это ты хитренько придумал, — радостно хохотнула Люда. — Реально, я лохушка. Так всё просто, а я бы никогда не додумалась. Даже если бы мне разжевали и в рот положили.

— Я же говорю, загвоздка вся — в пистолете, — радовался Юра, что хоть как-то его поняли. — Не в какой-то там эфемерной несуществующей эвакуации, а в…

Они подходили к зданию, Юра видел, что в окнах торчат всё те же решётки, дверь вышиблена, засов выбит. Всё осталось точно таким же, нетронутым, как и в прошлый раз, когда он выходил. Только одно — издалека он не мог разобрать надпись. Если даже и надпись не изменится, а останется в том же виде, в каком Юра в прошлый раз её прочитал, то, всё верно: они находятся не в мире-полтергейсте. Потому, что вселенная-полтергейст быстренько бы её переправила. И вместо того, что парень прочёл в прошлый раз, на двери было бы написано… Нечто, вроде «У ЛУКОМОРЬЯ ДУБ ЗЕЛЁНЫЙ, ЗЛАТАЯ ЦЕПЬ НА ДУБЕ ТОМ»… В общем, новая какая-нибудь бессмыслица.

— Что ты задумался?

— Да я пытаюсь прочитать надпись на двери. Ну, вон, видишь? Красной краской.