Добавить в моё избранное
28 мин, 59 сек 18297
Было очень хорошо слышно, что звон идёт именно снаружи, может, даже откуда-то из палей: он не давал эха и свободно рассыпался, не стиснутый холодными камнями. Недоумевая, Авенамчи зажёг фонарь и вышел в коридор.
Окно, смотревшее в сторону реки, сообщило ничуть не больше. Всё то же дымчато-стеклянное летнее небо и ситцевая земля без единого огонька. Да, здесь и вправду никто не селился, даже бродяги не появлялись. Либо здесь и вправду нечем поживиться, либо что-то их отпугивало.
Или кто-то?
Звон не переставал.
Он не двигался и не менялся, словно приклеенный к одному месту и одной тональности. Авенамчи перешёл к другому окну, на противоположенную сторону. Звон не прекращался, но стал громче и отчётливей; похоже, он и вправду шёл из какого-то конкретного места. Уши понемногу начинали вянуть, ведь звон весьма утомлял6 словно в колокольчике из поддельного форфора, в который вставили два с половиной скрученных и ржавых язычка.
А звенело, видимо. возле ворот. Авенамчи прикинул план замка — внутренних переходов он так и не запомнил, но общий вид примерно представлял, так что замок предстал скорее непроницаемо-матовой тенью, сохранивший лишь общие контуры. Вокруг петлёй изгибалась река, пересечённая рухнувшим мостом; много ниже по течению можно было поставить пунктирную чёрточку моста, через который ему так и не удалось переправиться.
Он миновал малую галерею с расползшимися шторами и лохматыми от паутины оконными рамами и поднялся на вдруг выскочившую к ногам башенку. Там заколебался — звон шёл как бы одновременно слева и справа, а потом вдруг слился в одной точке, но не над воротами, а в стороне, где, кажется, росло большое такое дерево. Оказывается, что поймать ушами этот треклятый колокольчик не так просто, особенно если в первый раз ловишь.
«Ну и ладно, — решил он, — Поищем другое место… Наверное, здесь просто пол выше, вот звук и плутает. Если хочешь замерять — меряй на одном уровне.»
Но подумать оказалось проще, чем сделать — построенный на осевших и перекосившихся грунтах, дом, похоже, не содержал ни одной комнаты, которую куда-нибудь не перекосило. ноги этого не замечали, а вот уши чувствовали: из какого бы окна на галерее он не выглянул, звон всякий раз был не там, где следует6 то приближаясь, то удаляясь, он разом отрицал все известные законы логики и пространства.
Отыскав лестницу (она была не там, где он её оставил), Авенамчи спустился на этаж ниже. Здесь звон безобразничал уже по полной: он убегал то восточней, то западней, карабкался на карнизы, прятался в трубы, ни на миг не прекращая свой дребезг, продолжая и продолжая звенеть, звенеть и звенеть, мельтеша топоча по черпу крошечными стеклянными лапками.
Окончательно запутавшись. Авенамчи решил больше не прислушиваться — он уже и так не очень хорошо различал, звенит это снаружи или у него в голове — а выйти, рассмотреть вблизи… и, если получится, эту дрянь прекратить. Он был готов был спорить на что угодно, что вся округа опустела именно из-за вот этого вот звона: от такого не заснёшь и не проснёшься и даже разбойники объезжают стороной его омерзительный голос.
… Но ведь жили же здесь как-то раньше! Значит, был некий способ, каким прежние хозяева очищали округу от заразы тошнотворного колокольчика. Вот только как этот способ узнать…
Но чтобы выйти во двор, был нужен фонарь; а фонарь он где-то оставил. От фонаря и вправду не было существенного проку, он освещал только то, что сам хотел сделать видимым — малюсенький кружок у себя под носом — отбрасывая в мрак всё остальное, но без него пришлось бы ориентироваться по сизым призраком окон, а Авенамчи окнам больше не верил. Нашёлся фонарь после долгих розысков — далеко-далеко, крошечной тёплой точкой в анфиладе комнат упорно горел его жёлтенький огонёк, освящая кусочек стола с лохматой от пыли скатертью. Он направился к ней, каждый шаг быстрее предыдущего и когда, наконец, оказался в нужной комнате, то обнаружил, что лампа спрятана в зеркале, а настоящая стоит немного поодаль, закрытая спиной стула.
Выбрав из них нужную, он подкрутил фитиль, чтобы пламя стало ровным и, нащупав лестницу, стал спускаться. Лестница оказалась потайной, уже прочих, и вела в полузатопленный подвал, яростно хлюпавшим в ответ на осторожные шаги. Двор здесь был виден в крошечных тесных окошечках, а звон сыпался сверху, словно дождь из колючих льдинок. Чудом выбравшись по совсем другой лестнице, Авенамчи очутился, наконец, в вестибюле, чудом не запутался в тяжёлой портьере, изображавшей охоту на белого вепря, а выбравшись, наконец, на крыльцо, обнаружил, что снаружи уже давным-давно утро, звон давно перестал и лишь тускнеющий фонарь в его руке сохранил в себе немножко ночной темноты.
VI
Следующая ночь оказалась ночью тысячью вопросов и ожиданий. Он ждал звон, готовился к нему, словно отращивая в ушах зубы, готовые вцепиться в осклизлый хребет ненавистного дребезга.
Окно, смотревшее в сторону реки, сообщило ничуть не больше. Всё то же дымчато-стеклянное летнее небо и ситцевая земля без единого огонька. Да, здесь и вправду никто не селился, даже бродяги не появлялись. Либо здесь и вправду нечем поживиться, либо что-то их отпугивало.
Или кто-то?
Звон не переставал.
Он не двигался и не менялся, словно приклеенный к одному месту и одной тональности. Авенамчи перешёл к другому окну, на противоположенную сторону. Звон не прекращался, но стал громче и отчётливей; похоже, он и вправду шёл из какого-то конкретного места. Уши понемногу начинали вянуть, ведь звон весьма утомлял6 словно в колокольчике из поддельного форфора, в который вставили два с половиной скрученных и ржавых язычка.
А звенело, видимо. возле ворот. Авенамчи прикинул план замка — внутренних переходов он так и не запомнил, но общий вид примерно представлял, так что замок предстал скорее непроницаемо-матовой тенью, сохранивший лишь общие контуры. Вокруг петлёй изгибалась река, пересечённая рухнувшим мостом; много ниже по течению можно было поставить пунктирную чёрточку моста, через который ему так и не удалось переправиться.
Он миновал малую галерею с расползшимися шторами и лохматыми от паутины оконными рамами и поднялся на вдруг выскочившую к ногам башенку. Там заколебался — звон шёл как бы одновременно слева и справа, а потом вдруг слился в одной точке, но не над воротами, а в стороне, где, кажется, росло большое такое дерево. Оказывается, что поймать ушами этот треклятый колокольчик не так просто, особенно если в первый раз ловишь.
«Ну и ладно, — решил он, — Поищем другое место… Наверное, здесь просто пол выше, вот звук и плутает. Если хочешь замерять — меряй на одном уровне.»
Но подумать оказалось проще, чем сделать — построенный на осевших и перекосившихся грунтах, дом, похоже, не содержал ни одной комнаты, которую куда-нибудь не перекосило. ноги этого не замечали, а вот уши чувствовали: из какого бы окна на галерее он не выглянул, звон всякий раз был не там, где следует6 то приближаясь, то удаляясь, он разом отрицал все известные законы логики и пространства.
Отыскав лестницу (она была не там, где он её оставил), Авенамчи спустился на этаж ниже. Здесь звон безобразничал уже по полной: он убегал то восточней, то западней, карабкался на карнизы, прятался в трубы, ни на миг не прекращая свой дребезг, продолжая и продолжая звенеть, звенеть и звенеть, мельтеша топоча по черпу крошечными стеклянными лапками.
Окончательно запутавшись. Авенамчи решил больше не прислушиваться — он уже и так не очень хорошо различал, звенит это снаружи или у него в голове — а выйти, рассмотреть вблизи… и, если получится, эту дрянь прекратить. Он был готов был спорить на что угодно, что вся округа опустела именно из-за вот этого вот звона: от такого не заснёшь и не проснёшься и даже разбойники объезжают стороной его омерзительный голос.
… Но ведь жили же здесь как-то раньше! Значит, был некий способ, каким прежние хозяева очищали округу от заразы тошнотворного колокольчика. Вот только как этот способ узнать…
Но чтобы выйти во двор, был нужен фонарь; а фонарь он где-то оставил. От фонаря и вправду не было существенного проку, он освещал только то, что сам хотел сделать видимым — малюсенький кружок у себя под носом — отбрасывая в мрак всё остальное, но без него пришлось бы ориентироваться по сизым призраком окон, а Авенамчи окнам больше не верил. Нашёлся фонарь после долгих розысков — далеко-далеко, крошечной тёплой точкой в анфиладе комнат упорно горел его жёлтенький огонёк, освящая кусочек стола с лохматой от пыли скатертью. Он направился к ней, каждый шаг быстрее предыдущего и когда, наконец, оказался в нужной комнате, то обнаружил, что лампа спрятана в зеркале, а настоящая стоит немного поодаль, закрытая спиной стула.
Выбрав из них нужную, он подкрутил фитиль, чтобы пламя стало ровным и, нащупав лестницу, стал спускаться. Лестница оказалась потайной, уже прочих, и вела в полузатопленный подвал, яростно хлюпавшим в ответ на осторожные шаги. Двор здесь был виден в крошечных тесных окошечках, а звон сыпался сверху, словно дождь из колючих льдинок. Чудом выбравшись по совсем другой лестнице, Авенамчи очутился, наконец, в вестибюле, чудом не запутался в тяжёлой портьере, изображавшей охоту на белого вепря, а выбравшись, наконец, на крыльцо, обнаружил, что снаружи уже давным-давно утро, звон давно перестал и лишь тускнеющий фонарь в его руке сохранил в себе немножко ночной темноты.
VI
Следующая ночь оказалась ночью тысячью вопросов и ожиданий. Он ждал звон, готовился к нему, словно отращивая в ушах зубы, готовые вцепиться в осклизлый хребет ненавистного дребезга.
Страница
5 из 8
5 из 8
