Кровавые Небеса

Учитывая естественную слабость от потери крови и медикаментов, голос Юстаса звучал нормально. Как и следовало ожидать, его определили в лазарет при обители, где « надсмотрщики в белых халатах» строго следят за тем, чтобы воин получал всё необходимое и соблюдал постельный режим. Последнее, судя по недовольному ворчанию командира, стоило им немалого труда. Раны на его груди постепенно начинают затягиваться, но полный процесс выздоровления займёт не меньше полутора недель — к сожалению, не все воины Христа обладают повышенными регенеративными способностями. Временами это заставляет меня чувствовать себя ужасно: несправедливо, что другим приходится действительно ежечасно рисковать своей жизнью, в то время как на мне даже самые страшные травмы заживают в рекордные сроки. Променяла бы я свои феноменальные способности на обычную жизнь, на простую боль, на семью? «Да, да и тысячу раз ДА!» — такой ответ ещё недавно последовал бы незамедлительно. Но не теперь. Может быть, я взрослею. Возможно, последние иллюзорные надежды растаяли и мне уже просто всё равно. Сейчас я делаю своё дело и стараюсь помогать другим в ожидании кровавого конца. В том, что он будет кровавым едва ли можно сомневаться. Единственное, что вызывает озабоченность — это новые эмоциональные связи, начинающие возникать в моей жизни. Они не приводят ни к чему хорошему — спросите у моих родных и у Виктора. Что? Не можете? Правильно, потому что они мертвы. Вряд ли нужны более веские доказательства опасности чувств и привязанностей. Нельзя становиться мягче, нельзя позволять себе слабости, иначе из бреши в моей броне хлынет кровь. Кровь тех, кто мне дорог.

… Агонизирующие призраки с изломанными телами ускользали, скрываясь от меня в клубящемся багровом тумане. Будто издеваясь, возникали вновь лишь на мгновение — одно страшное мгновение, в течение которого в сознании отпечатывалось очередное лицо, как раскалённое клеймо на беззащитной плоти. Очередной кошмар. У меня их было много и они, подобно верным часовым, каждую ночь патрулировали мои сны, заставляя беспечно расслабившееся тело содрогаться в унисон с больной душой. Из зарослей сухостоя, своими причудливо вывернутыми ветвями напоминающего тянущиеся к свету обгорелые руки, доносился пронзительный детский крик. Крик моей трёхмесячной сестры более всего походил на вопль замученного животного. Этот звук был мне привычен, как извечный саундтрек к кровавому кошмару. Чуть поодаль — мои родители почему-то танцуют вальс: на лицах счастливые улыбки, они поглощены созерцанием друг друга, единением душ. В это время адские твари рвут их на куски, плоть разрывается с тяжёлым мокрым звуком, кровь плещет из повреждённых артерий, а родители всё продолжают танцевать… До тех пор, пока на их месте не останутся с трудом узнаваемые фрагменты тел… Предплечье сжимают свежеобглоданные, влажно поблёскивающие алым кости — рука моего брата увлекает за собой в туманно-кровавую мешанину, он говорит со мной. « Лея, поспеши! Ты должна помочь мне сыграть тот ноктюрн, который мы разучивали. Давай!»… Мы с Вальди играем в четыре руки и его кисти оставляют алые разводы на белоснежных клавишах… Мой меч с хлюпаньем, переходящим в хруст, входит в грудь красивого рыжеволосого мужчины… Бледное лицо с проступившими веснушками озаряет последняя улыбка — как это бывало у спартанских воинов — и в следующий миг передо мной уже другое тело… Золотистые кудряшки, полные боли карие глаза, хватающие воздух маленькие пальцы…

Новый кошмар — убитый мною мальчик, чей пепел разнесло по тоннелю городской подземки — заставил меня проснуться в холодном поту, широко распахнутыми глазами осматривая знакомый интерьер и пытаясь успокоить ставшее слишком частым дыхание. Никого не обнаружив, я позволила себе редкое проявление слабости: подобрала обтянутые чёрными брюками колени к груди и крепко обняла сама себя руками. Это было жалко, но холод, вымораживающий нутро, немного ослаб. Помню, в детстве я очень любила поспать, иногда по двенадцать часов кряду валялась в постели, нежась под тёплым одеялом. Теперь мне хватает пяти, а ночи, обходящиеся без сновидений, считаются редкостной удачей. Вот одна из причин моего пристрастия к спиртному: выпив, я забываюсь мёртвым сном без боли, без воспоминаний, без кошмаров.

Справившись с собой, я нащупала в темноте мобильник и проверила время: половина седьмого утра. Диван в гостиной удобный, так что стоило пару раз потянуться и мышцы пришли в норму. Прислушалась. Сверху не доносилось никакого шума и, заключив, что мои «домочадцы» всё ещё не перешли в стадию бодрствования, я прошла на кухню и занялась приготовлением кофе. Две вещи вызывают у меня сомнение: во-первых, трудно сказать, спит ли демон вообще, а во-вторых, качество сваренного мною кофе. Ян, будто подтверждая мои сомнения, появился минуту спустя — бодрый и собранный, как обычно. Кофе, не желая отставать, чуть не сбежал. В последний момент плиту от загрязнения спасли нечеловеческие скорость и ловкость падшего ангела, который рванулся к турке и снял её с огня, взметнув лёгким ветерком мои выбившиеся из причёски пряди.