Шрамы на сердце

Помимо восьми романов за последние годы этим людям Матвей разослал шесть повестей и четыре десятка рассказов.

Через несколько дней он получал ответные письма. От девушек, как правило, похвалы и восхищения. От Дамира перечень нестыковок и несоответствий. Режиссер мог на нескольких страницах разнести произведение по кирпичику, вынуждая переписывать. Или же написать короткую рецензию, с цитатой мест, где писатель не дотянул или «перегнул палку».

Но «Дорога домой» пришла по вкусу всему «узкому кругу». Даже режиссер написал сообщение всего лишь в одно слово: «Шедевр!». Правда, постскриптумом следовало: «4 глава слишком затянута», но это было не особо важным.

Покойная мать всегда любила повторять: «Результат будет, если получать удовольствие от процесса и не отпускать руки, даже в том случае, когда промежуточный результат нравится только тебе». Он прекрасно помнил это и отказы, развешанные на холодильнике, оказывали на него стимулирующее действие.

Матвей выпил еще три кружки пива. Прижав солонкой к столу купюру в пятьсот рублей, он вышел из бара и, пошатываясь, направился домой.

— Он снова это делает! — соседка сверху, скрученная старостью в дугу Клавдия Петровна, встретила его у лифта.

Ее дрожащий шепот всегда раздражал Матвея. Он с трудом сдержался, чтобы не развернуться и побежать по лестницам. Что там говорят по этому поводу психотерапевты? «Дышите глубже и попробуйте досчитать до десяти»? Бред. Метод, который не работает.

Старушка смотрела на него сквозь толстые линзы очков маленькими испуганными глазками. Она плотно сжала бесцветные губы и подняла вверх крючковатый палец.

— Слышите? Вот опять!

— Клавдия Петровна, кто и что снова делает?

— Этот, который надо мной живет, — («этот» звучало как «ентот») — Диверсант он. — Старушка закивала головой. — Опять закладывает мину. Все крошит и крошит… стенку-то. Я по батарее постучу, а он замирает. Подождет, значит, ирод; как засну, начинает снова.

Открылся лифт и старушка, взяв парня за локоть цепкими пальцами, завела в кабину. Матвей опешил. Клавдия Петровна нажала на кнопку своего этажа. Старушка не отпускала руку парня, словно опасаясь, что он вырвется и сбежит от нее, как только откроются двери лифта.

Клавдия Петровна на миг высунула голову и осмотрела лестничную площадку.

— Никого. Пойдемте, пойдемте! — потащила парня к своей двери. — Во всем подъезде слышно, что он делает. Антихрист!

Старушка долго пыталась попасть ключом в замочную скважину. Трясущиеся руки не позволяли ей этого сделать. Матвей представил себе, как Клавдия Петровна пытается попасть кончиком нитки в ушко иголки и невольно усмехнулся.

— Позвольте мне, — Матвей легонько отстранил старушку и взял у нее ключи.

Они вошли в квартиру. Клавдия Петровна вновь вцепилась в локоть парня и повела его в зал.

— Вон смотрите! — она указала на потолок, — сюда даже не захожу теперь… Вот-вот слышите?

Над Клавдией Петровной жил дед Евдоким — неисправимый пьяница и весельчак, прозванный Пучком за редкую бороду. Но Матвею порой хотелось наброситься и задушить его, каждый раз, когда старик оказывался у его порога и заводил свою излюбленную шарманку: «Извините, что я к вам обращаюсь», чтобы выпросить «сколько не жалко, до пенсии».

Матвей прислушался и чуть не рассмеялся. В трубах журчала вода. Писатель закрыл лицо руками и присел на антикварное кресло.

— Матвей Алексеевич! Вы как журналист, должны провести независимое расследование и вывести на чистую воду этого диверсанта.

Парень встал с кресла, и едва сдержал смешок, услышав забавное «ентого» с ударением на второй слог.

— Клавдия Петровна, можно я воспользуюсь вашим туалетом?

Старушка кивнула ему и, бросив взгляд на потолок, потянулась к микстуре с валерианой. Матвей выкрутил до упора вентили на стояках, полностью открыв напор воды. Потоптавшись с полминуты, он вышел обратно.

— Перестал крошить, ирод проклятый, — старушка трижды перекрестилась.

— Я разберусь с этим, обещаю вам. Я проведу тщательное журналистское расследование…

— И по телевизору покажут ентого? — она снова подняла наверх крючковатый палец.

— Да вы что, нет, конечно! Это же государственный преступник! — Матвей перешел на шепот и приложил указательный палец к губам.

Старушка на секунду закрыла глаза и, сжав губы, кивнула в знак согласия и одобрения.

Сильная усталость и пивные пары валили с ног. Матвей вернулся в квартиру и заснул в кресле у входной двери. На его губах застыла добродушная улыбка.

Глава 6. Интервью с убийцей.

Матвей не любил вспоминать годы супружества. Воспоминания утягивали в глубокую апатичную меланхолию, каждый раз неизменно перераставшую в депрессию. Он спрятал все, что напоминало об Ане в кладовой. Все, что она не увезла с собой в отчий дом.