Песок в глазах

Эйзер проковылял в свой старый кабинет, по привычке не закрывая за собой дверь, и остановился посреди комнаты. Все здесь было покрыто тонким слоем пыли, неяркие тона стен, мебели и ковра навели на него глубочайшее уныние. Пока он оглядывал безрадостную обстановку кабинета, входная дверь хлопнула, после чего послышались негромкие шаги и голоса. Затем звук шагов поглотил ковер, и Эйзер догадался, что поднимаются к нему на второй этаж. Он выпрямился настолько, насколько мог себе позволить, и повернулся к двери лицом. Вскоре в дверном проеме появилась голова Лоуэлла, и Эйзер почувствовал облегчение.

— Так и знал, что ты здесь, — воскликнул Лоуэлл, после чего его голова исчезла из проема, не дав возможности Эйзеру заговорить.

Его голос зазвучал в коридоре, после чего дверь широко открылась, и на пороге, к величайшему удивлению Эйзера, показалась Мадлен. Никакой походной одежды, так не шедшей ей к лицу, больше не было. Она была одета в ее привычные зауженные брюки, легкую блузу жемчужного оттенка, а на плечи был накинут палантин с замысловатым узором. На фоне ее элегантности Эйзеру стало стыдно за свою мятую рубашку и потертый халат — верный спутник его меланхолии. Спустя мгновение в двери снова показался Лоуэлл.

— Я пристрою вещички и распоряжусь на предмет завтрака, не то мы тут все издохнем скоро, — сказал он, положив руку ей на плечо. Мадлен коротко кивнула, и Лоуэлл, загадочно сверкнув глазами, исчез.

— Вещички? — переспросил Эйзер, подняв брови.

— Да, Ханс, ты не ослышался, — Мадлен стянула с плеч палантин и прошествовала к просиженному креслу, на котором часто царствовал Лоуэлл, когда ему случалось заезжать сюда. Она небрежно смахнула с подлокотника пыль и присела на самый его краешек. — Я некоторое время поживу у тебя, если ты не против.

Эйзер, пребывая в легком замешательстве, покачал головой.

— Вообще, — продолжала непринужденным тоном Мадлен, — я собиралась остановиться у Теодора, но у него сейчас трудности с инспекторами, так что пришлось оторвать драгоценный кусок жилья у тебя.

Она не стала вспоминать, что хотела некоторое время жить у Доксона. Он был ее старым другом, не таким давним как Лоуэлл, но не менее близким. Да и зачем было скрывать — потеря Доксона была невыносимой болью не только для нее. Тем не менее, сейчас она мастерски скрывала свои эмоции, но Эйзер чувствовал, что дается ей это нелегко.

— Мориссон тоже приехал? — осторожно поинтересовался Эйзер.

— И не только он. Новый знакомый Теодора тоже здесь. Вернее сказать, Лоуэлл предложил ему переночевать в твоем доме, а не в мотеле. Завтра его поезд.

— Да, я только что видел его в коридоре. Теодор говорил мне, что его другу понадобится ночлег. А как долго собираешься пробыть здесь ты?

— Должна ли я спрашивать, с чем связан такой вопрос? — с легким смешком поинтересовалась Мадлен. — Ты же понимаешь, что я не смогу уехать раньше, чем найду новую крышу над головой.

Эйзер не был удовлетворен. Насколько он мог хорошо знать Мадлен, она всегда нервничала, когда что-то недоговаривала. Она перебирала пальцами край палантина, не глядя ему в глаза. Видимо, почувствовав на себе его взгляд, Мадлен снова заговорила:

— Но мое пребывание здесь напрямую зависит от твоего выздоровления.

— То есть?

— Теодор хочет, чтобы я осталась здесь в качестве моральной поддержки и кое-какой помощи. Мы с ним отлично знаем, как ты ненавидишь врачей, а между тем тебе необходима врачебная помощь.

— И поэтому ты и Теодор будете заменять мне этих врачей? — ехидно поинтересовался Эйзер.

— Все верно, — Лоуэлл снова появился в комнате на мгновение, после чего поспешил убраться. Эйзер скорчил недовольную гримасу.

— Но как я понимаю, болеть дольше в твоих же интересах, — продолжила между тем Мадлен. Эйзер нахмурился, не совсем понимая, что она имеет в виду. Мадлен тяжело вздохнула, будто ответ лежал на поверхности, а Эйзер никак не мог этого понять, и сказала: — Брось, Ханс, я же знаю, тебе хочется, чтобы я как можно дольше оставалась здесь, ведь так? Давай же, скажи, что я слишком много о себе думаю.

— Если так, — усмехнулся Эйзер, — то мне придется болеть до самого гроба.

Теперь очередь пришла Мадлен удивленно поднимать брови.

— И как же я должна это воспринимать, сэр?

— Лучше всего буквально, Мадлен.

В комнате в который раз возник Лоуэлл, но на этот раз он никуда не исчезал, а прошел в ее середину.

— Не хотел тебя огорчать, — обратился он к Эйзеру с деланно-серьезным видом, — но после обеда к нам заявится врач. Первый и последний, но тебе надо его пережить. Так что я бы советовал тебе привести себя в порядок.

— А что со мной не так? — поинтересовался Эйзер, налегая на трость всем телом.

— Начнем с того, что ты небрит.