Песок в глазах

Стоун не сдержал обещания и так и не приехал, и Нокса мог поддержать один лишь Картер, чье сочувствие ему совсем не было нужно. В доме стояла гробовая тишина.

Нокс не понимал, как сумел вернуться в город. Он был совершенно уверен, что выбраться ему не удастся, он видел желтые огни везде, куда только ни смотрел. Он не мог поверить, что демоны отпустили его. Лоуэлл принес себя в жертву, но Нокс знал, что жертва эта была совершенно напрасна. Из экспедиции не вернулись четверо, и только тела Лоуэлла никто не нашел. Полицейские сочувствовали Ноксу, как могли, но ему едва удалось заставить их отправиться на поиски. Так, он пробыл в пустыне четыре дня, почти ничего не взяв в рот и обходясь только водой, но тело так и сгинуло вместе с демонами. Вендиго больше не возвращался в пустыню.

Нокс вернулся в Сиэтл опустошенным. Он по-прежнему не хотел ни есть, ни пить, ни спать, ни существовать вообще. Пусть для него Лоуэлл и был не больше, чем проводником, но Нокс все же не мог смириться. Для него потеря человека была равносильна потере своей собственной конечности: пусть жить и можно, а боль и чувство острого недостатка не проходят. Во всем доме ни единый человек не обратил внимания на его страдания, кроме Барбары и Катера, которые хоть как-то пытались его поддержать, носясь с ним, словно с маленьким ребенком. Барбара утешала его, а у нее самой тряслись руки, хоть она и пыталась скрыть это. Нокс не желал ничего слышать и лишь твердил, что «еще ничего не кончено». Возможно, так оно и было, но каждый в этом доме знал, что если Лоуэлл и не погиб, то наверняка его постигла та же участь, что и Рея и следопыта Расмудсена Улу.

То был последний день, когда Нокс оставался в доме Эйзеров. Его поезд отбывал поздним вечером, и он был последним, кто покидал дом. Эйзер оставался совершенно один, если не считать Картера и остальной прислуги. Мориссон уезжал обратно в Калифорнию. По природе своей крайне недружелюбный, он попросил избавить себя от всяческих прощаний. Провожала на станцию его только Барбара — единственный человек, которого он хотел видеть рядом с собой до конца. Стоун больше не появился в доме, решив, что устроит траур в штаб-квартире сообщества. Его горе разделил лишь Расмудсен, который признался, что всегда воспринимал Теодора и его воспитанников, как своих детей. Мадлен, как желал Лоуэлл, не осталась рядом с Эйзером. Она попросту не могла этого сделать. Робину и Барбаре, как единственным наследникам Лоуэлла, оставалось только возвращаться вслед за Мориссоном в Калифорнию. Пусть Нокс и не желал верить, что Теодор все-таки погиб, закон не действовал, руководствуясь чувствами людей.

И только тогда Нокс понял, что Лоуэлл — это маленький центр вселенной, который объединял всех этих людей вокруг себя. Только благодаря ему они все держались друг за друга, любили друг друга и ненавидели, поддерживали и втаптывали в грязь. Только из-за него все они существовали, словно маленькая, немного разрозненная, но все же семья. Нокс жалел, что не смог стать ее частью. С уходом Лоуэлла семья развалилась, разорвались те невидимые ниточки, которые связывали их. Лоуэлл сам порвал их, порвал своей собственной рукой. Нокс покидал дом Эйзера, так больше ни разу и не увидев хозяина. Он мог догадываться, что с ним происходило, но видеть его мучения было выше его сил: Ноксу хватало своих собственных.

На платформу Нокса провожали Барбара и Робб. Они были единственными, кто надеялся, что им все еще случиться увидеться. Нокс был тронут. Эти два человека, пусть они уже и не были детьми, представлялись ему маленькими копиями Теодора Лоуэлла, и он хотел сохранить в своей памяти эти образы. Их прощальный разговор был коротким и, в сущности, бесцельным, пустым. Но как бы там ни было, а для Нокса этот разговор представлял великую ценность, единственное, что он мог оставить для себя от Лоуэлла. Когда раздался свист, возвестивший о начале посадки, Нокс поспешил распрощаться с Барбарой и Роббом, чувствуя, что вот-вот снова разрыдается, и запрыгнул в вагон. Ему предстояла долгая поездка в компании веселых музыкантов-любителей.

Нокс не понимал, что его так потянуло выйти, но на промежуточной станции, остановка на которой длилась целых полчаса, он решил в последний раз прогуляться по товарной площади. Это место целиком и полностью принадлежало в его сознании Лоуэллу: он здесь родился, жил, собрал вокруг себя ныне оплакивавших его знакомых, привел Нокса в мир Сьерра-Невады… только пропал он уже вовсе не здесь. Чтобы отогнать плохие мысли, Нокс решил укрыться от палящего солнца в ближайшем баре. До отбытия поезда оставалось еще двадцать с небольшим минут.

Уже знакомый Ноксу хозяин заведения, с азартом расставлявший рюмки за барной стойкой, плеснул ему виски за счет заведения. От его внимания не ушло то, что Нокс был в скверном расположении духа, но вовремя понял, что лучше не совать свой любопытный нос не в свое дело, и вернулся за стойку.