Люди и портреты

Несмотря на все хлопоты последнего времени, Павла не покидало странное чувство, что главная опасность позади и возможные новые проблемы — допросы, расследование, возможно суд — уже ему не страшны.

В одну из жарких июльских ночей он увидел себя во сне парящим в какой-то невесомости, будто он находится в воде, но может свободно дышать. Он лежал на спине, а где-то высоко вверху ярко светило солнце.

Он ощутил Голос. Не услышал, а именно ощутил, ощутил всеми клеточками своего тела, словно улавливал некую вибрацию.

Голос отпускал его. Павел чувствовал, что некая нить, связывавшая его с голосом, обрывается и он начинает самостоятельно плыть по реке своей жизни. Он возносился вверх, словно всплывал, к солнцу, с распростертыми руками, а принимавшее его солнце было теплым, мягким и дружелюбным. Игра была закончена?

… В тот день под вечер пошел дождь. С моря дул сильный ветер, и капли били в стекло все сильнее. Павел никогда не обращал внимание на перемену погоды, но в тот вечер он лег пораньше.

Сон ему приснился странный.

Он рисовал. Рисовал неумело, но с удовольствием и упорно. А потом Павлу приснилась Татьяна. Она сидела рядом с ним за мольбертом и улыбалась ему. Павел с полной ясностью осознал, что он рисовал то, что она ему подсказывала. Но это происходило так быстро, столь молниеносно, что Павлу казалось, будто воплощается акт его собственной воли. В какой-то момент их роли поменялись. Татьяна делала взмах кистью, а Павел сопротивлялся желанию повторить его, сколько хватало сил.

В конце концов ему пришлось подчиниться, безвольно выполняя то, что угодно ей, и его посетило чувство, что он побежден, эта капитуляция перед ее волей.

Это порабощение Павел не понимал, но при этом оно пугало его своей неизбежностью.

Он открыл глаза.

В этот день после обеда гостем Павла был Николай. Как ни в чем не бывало, он балагурил, будто последний раз они виделись на очередной пьянке-гулянке и вот опять встретились по такому же поводу. Он принес фрукты и домашнюю еду от жены, а затем достал из кармана пиджака плоскую фляжку. Эх, дружище…

— Коля, как дела? Свободно пускают? Мне же, оказывается, отдельную палату выделили, как ценному свидетелю. К чему готовят, не знаю.

— Вот уж без понятия! Я назвался твоим братом, меня и пропустили.

— Ну-у-у, братишка!

— Кстати, какие у тебя ранения-то?

— Пара ребер сломано, травма таза, плюс щека сильно обожжена. Заодно по мелочи — сотрясение мозга, ушибы, царапины. Словно судьба хранит меня для каких-то своих целей. Скоро бегать буду!

Вошел полноватый усатый врач с пакетом. Белый накрахмаленный халат не скрывал его внушительное пузо. Из-под медицинской шапочки на затылке пробивался седой ежик волос.

— Какие у вас замечательные родственники! — уважительно произнес он, не обращая внимание на подозрительную фляжку, стоявшую на полке в тумбочке. — То сами навещают, то посылки присылают!

— Посылку? — удивился Павел. — Колян, это ты, что ли?

— Нет.

— Кто передал? — спросил Павел у врача.

— Думаю, родственники ваши, — врач сухо пожал плечами и передал объемный пакет Николаю. — кстати, у вас через полчаса плановый осмотр. — с этими словами он покинул палату.

— Коля, дай, пожалуйста, сюда. — Павел уселся на кровать.

— Держи.

Павел разорвал скреплявшую пакет веревку и развернул упаковку из плотной коричневой оберточной бумаги. Уже по форме посылки он догадался, что там может быть внутри.

Его догадка была верна — там был портрет.

Павел взглянул на него и сразу все понял.

Это был тот самый его портрет. Только он был закончен.

Художник обладал недюжинным мастерством — ему удалось запечатлеть на холсте не только внешность Тумасова, но даже отразить силу его характера. Кроме того, портрет словно жил. Например, глаза были так искусно написаны, что в них присутствовал живой блеск. Все черты лица представляли собой набор сложных, мастерски выполненых серий, которые все вместе создавали эффект максимального приближения к оригиналу. Фигура человека словно излучала силу и уверенность. Это было очень выразительно, Павел был похож на Бельмондо в фильме «Профессионал». Загадочный общий фон только усиливал впечатление человека, подчинившего себе окружающий мир. Человек на картине выглядел хозяйном всего, самостоятельной планетой, вселенной…

— Ух ты! — восхищенно воскликнул Николай, разглядывая из-за плеча Павла картину. — Вот человеку бог дал таланту…

— Бог? — расхохотался Павел. — Бог? По-моему, в картине чего-то нехватает…

Он взял картину и подошел к окну. Затем он стал со всей силы колотить по оконному стеклу.

— Паша, ты чего? — подскочил к другу Николай, но увидев остановившийся взгляд Павла, остервенело бъющего по стеклу, выскочил в коридор.